Андрей Яхонтов - Ужин с шампанским

Ну хорошо, ты не выступишь из принципиальных соображений, я из боязни, что не так и не то скажу, не сумею убедить. И в итоге — опять все промолчат.

Метелко неопределенно бурчит.

Если бы я был смелым! Но я боюсь. Боюсь и не скрываю этого. (Смотрит на Метелко.) Послушай…

Метелко трет залысины, молчит.

Ты меня слышишь?

М е т е л к о. Нет.

С у д а р у ш к и н. Ты демагог.

М е т е л к о. А ты трус.

С ненавистью смотрят друг на друга.

(Примирительно.) Ну хорошо, не будем.

С у д а р у ш к и н. А кто, кто все это произнесет?

Метелко молчит.

Ну хоть со мной-то поговори.

М е т е л к о. Что там у нас дальше? В нашей программной речи, которую некому читать?

С у д а р у ш к и н (заглядывает в листки) . Что скоро не будет хлеба, масла, молока… Если не начнем работать…

М е т е л к о. Это сильно. А дальше надо сказать: товарищи, а может быть, не запрещать, а разрешить? Не отвергать с порога, а присмотреться к тому, что происходит? Ведь если все кругом злоупотребляют дисциплиной, рабочим временем, своими обязанностями и положением, — это о чем-то говорит. Значит, люди стремятся к другой жизни.

С у д а р у ш к и н. Какой?

М е т е л к о. Пока не знаю. Но вывод напрашивается, сам собой: не проще ли убрать плотину, которая дает течь через все щели, чем то и дело ремонтировать ее? Неблагодарное и невозможное дело — поворачивать течение жизни при помощи бумажек. Мы почему-то думаем: принять закон — и проблема решена, все будут его выполнять. Но закон — та самая бумажка, приказание в пустоту, если он не учитывает направление развития жизни. Люди будут все равно поступать, как удобнее, разумнее, привычнее…

Входит Н и к и т и н, Сударушкин и Метелко замолкают, смотрят друг на друга.

С у д а р у ш к и н. А что, если…

М е т е л к о. Мне тоже пришло в голову…

Н и к и т и н. Я заглянул проститься.

С у д а р у ш к и н. Как?

Н и к и т и н. После всего случившегося… Мне стыдно. Я не могу смотреть людям в глаза. Я объявлен жуликом.

С у д а р у ш к и н. Вы ведь рисковый человек. Вам надо отважиться на следующий шаг.

М е т е л к о. Вам надо выйти на трибуну и восстановить правду.

Н и к и т и н. Правду?

С у д а р у ш к и н (протягивает листки) . Вот материал. Изучите на досуге.

Затемнение.

В кабинете — В с е в о л о д о в и Д а л и д а д з е.

Д а л и д а д з е. Конечно, сам факт замены лозунга возмутителен. Но объективно институт благодаря этому спасен. Что особенно важно накануне юбилея.

В с е в о л о д о в. Ох этот юбилей! Пережить бы.

Д а л и д а д з е. Вы еще такой молодой! Сколько икры заказывать?

В с е в о л о д о в. Знаешь, когда я почувствовал, что старею? Когда перестал есть икру для удовольствия и стал принимать как лекарство.

Д а л и д а д з е. Замечательно выглядите.

В с е в о л о д о в. Какое… Утром поймал себя на том, что запихивал хлеб в холодильник.

Д а л и д а д з е. Это что… Я тут сидел у телефона с записной книжкой и думал, как набрать черточки между цифр.

Стук в дверь. Входит п о ж и л о й с о т р у д н и к.

П о ж и л о й с о т р у д н и к (неуверенно) . Глеб Дорофеевич…

В с е в о л о д о в. Да, мой дорогой. Рад вас видеть. Давно не заглядывали…

П о ж и л о й с о т р у д н и к. Не хотел беспокоить.

В с е в о л о д о в. Я все помню. Держу на контроле. Как место освободится — положим вашего папу. С главврачом я переговорю.

П о ж и л о й с о т р у д н и к. Спасибо. (Уходит.)

Д а л и д а д з е. Итак, на чем остановились?

В с е в о л о д о в. Пометь его просьбу насчет больницы. Надо помочь.

Стук в дверь. Входит м о л о д о й с о т р у д н и к.

М о л о д о й с о т р у д н и к (неуверенно) . Глеб Дорофеевич…

В с е в о л о д о в. Да, мой дорогой. Рад вас видеть. Тезисы прочел. Серьезный труд, поздравляю. Будем двигать к защите.

М о л о д о й с о т р у д н и к. Спасибо.

В с е в о л о д о в. Конечно, есть недоброжелатели. Но у кого их нет? Только у ничего не значащих пешек. А у любой личности…

М о л о д о й с о т р у д н и к. Отец родной… (Уходит.)

В с е в о л о д о в. На чем остановились?

Д а л и д а д з е. И как вас на всех хватает!

В с е в о л о д о в. Насчет защиты себе пометь.

Д а л и д а д з е. Пометил. Так что с банкетом?

Стук в дверь. Входит с о т р у д н и ц а.

С о т р у д н и ц а. Глеб Дорофеевич!

В с е в о л о д о в. Да, милая. Как вы всегда чудесны! Эх, где мои семнадцать лет!

С о т р у д н и ц а. Мне сына в институт…

В с е в о л о д о в. Дайте недельку на размышление.

С о т р у д н и ц а. Спасибо великое. Зайду. В следующий четверг.

В с е в о л о д о в. Буду ждать. Трепеща сердцем.

С о т р у д н и ц а. Вы… славный… Дивный… Не человек, а святой. (Уходит.)

Д а л и д а д з е. Растрачиваете силы, энергию на пустяки. А ваше время — драгоценно.

В с е в о л о д о в. Что есть теория без практики? Что я значу без института, последователей, учеников?

Д а л и д а д з е (потупясь) . Как вы скромны! Горжусь своим учителем…

Открывается дверь, входят М е т е л к о и С у д а р у ш к и н.

С у д а р у ш к и н. Глеб Дорофеевич, можно?

В с е в о л о д о в. Только что о вас говорил. О своих учениках.

Д а л и д а д з е (поднимается) . Я пойду…

В с е в о л о д о в. Мои ученики должны дружить, быть вместе…

Д а л и д а д з е. Вызовете, когда понадоблюсь. (Уходит.)

В с е в о л о д о в (смотрит ему вслед с сожалением. Сударушкину и Метелко) . Почему вы не любите Далидадзе?

Метелко и Сударушкин торжественно приближаются к нему.

С у д а р у ш к и н. Глеб Дорофеевич, вы всегда были застрельщиком нового…

В с е в о л о д о в (приосанясь) . Случалось, бывал…

М е т е л к о. Боролись с рутиной, косностью…

В с е в о л о д о в (пристально смотрит на одного, потом на другого) . Это что, репетиция юбилея?

М е т е л к о (выпаливает) . Мы как раз по этому поводу… Упраздните юбилей.

В с е в о л о д о в. Что?.. (Шарит по карманам.) Где таблетки? Вы, мои ученики… В канун такого дня…

М е т е л к о (дает ему стакан воды) . Глеб Дорофеевич… так будет лучше…

В с е в о л о д о в. Я вас растил… Пестовал… Что плохого я вам сделал? Кто вас подослал?

С у д а р у ш к и н (к Метелко) . Не надо было…

В с е в о л о д о в. Три любимых ученика… Лепил. Лелеял. Защищал. Ты, Гриша, самый первый, я не был даже академиком. С тобой мы написали учебник… Десять лет прошло — и появился Арчил. За что вы не любите Далидадзе? За то, что он предан мне? Еще восемь лет я ждал тебя, Саша. Хотел, чтобы ты возглавил лабораторию. Зачем я дожил до этого дня? Горе мне! Чего вы от меня хотите?

М е т е л к о. Сейчас поймете. Откроем тайну. Это мы заменили лозунг.

В с е в о л о д о в. Вы?

Сударушкин и Метелко переглядываются.

С у д а р у ш к и н. Пропали! Совсем пропали.

М е т е л к о. А ваш юбилей — второе звено в этой цепи. Оздоровление обстановки в институте.