Леонид Малюгин - Старые друзья

На нашей памяти уныло-назидательные биографические фильмы и спектакли, где великие люди прошлого не были ни великими, ни людьми, поскольку превращались в мертвые, антиисторические схемы. Очередь до Чехова тогда, к счастью, не дошла — его нет среди экранизированных писателей, художников, композиторов, всезнающих и по-игрушечному творящих на наших глазах свои произведения.

«Насмешливое мое счастье» — совсем особая пьеса, природу которой чутко уловил Театр имени Вахтангова. Драматургу пришла счастливая мысль: построить всю сценическую повесть на письмах, не прибавляя ни одного чужого слова. Это очень трудно, но, как оказалось, возможно. Из громадной переписки Чехова писатель выбрал лишь немногое — письма к брату Александру, к сестре, к жене, к Л. С. Мизиновой, к М. Горькому и их письма Антону Павловичу. Нас нисколько не смущает, что в действительности корреспонденты были разделены большими расстояниями, — мы совершенно поверили в условную природу пьесы, в истинность писем-диалогов. А порой слова Чехова звучат как мысли вслух, внутренние монологи и обретают силу драматического действия. Во всем этом большая заслуга режиссера А. Ремизовой, нашедшей верный ключ к трудной пьесе Малюгина. И недаром, конечно, она и ныне значится на афише вахтанговского театра.

В пьесе царит дух Чехова: правда строгой мысли, скромность, боль, человеческая красота, интеллигентность. Артист Ю. Яковлев не спешит доказать, что Чехов — великий писатель, не демонстрирует высокие нравственные свойства. Быть всегда самим собой — вот чеховское правило, которому верны автор и актер.

В «Насмешливом моем счастье» нет сюжета в обычном понимании этого слова. Впрочем, это тоже по-чеховски. Действие слагается из отношений Чехова с разными людьми, а главное — определяется внутренней драматической темой: мы пронзительно ощущаем одиночество писателя, который всю жизнь стремился к людям, одиночество человека, щедро наделенного чувством общности с людьми, жизнелюбием, юмором. Одиночество Чехова — это драма великого гуманиста, в которой мы особенно ярко чувствуем его гражданский и художественный подвиг. В пьесе речь идет главным образом о том, что называют личной жизнью. С целомудренным вниманием вглядывается драматург в отношения Чехова и Мизиновой, роль которой с поразительным проникновением в суть характера играет Ю. Борисова. Вот где сказалось очарование «второго плана» и той чеховской недосказанности, что в искусстве сильнее открытой формулы. Ощущение чего-то светлого, но несбывшегося, прошедшего стороной в чеховской жизни, возникает, когда слушаешь письма-диалоги Чехова и Мизиновой «Я не совсем здоров. У меня почти непрерывный кашель. Очевидно, и здоровье я прозевал так же, как Вас…»

Так — тоже по-чеховски скромно — входит в пьесу грустная, а потом трагическая тема неизлечимой болезни писателя. И если больной Чехов — в своем ялтинском заточении, в разлуке с друзьями — живет тревогой за жизнь людей, стремится сделать эту жизнь лучше, то разве это не самое главное в судьбе и натуре писателя?

Письма Чехова в пьесе не материал для реплик, не основа диалога, а воздух спектакля, его содержание и литературная плоть. Чехов предстает в пьесе Малюгина подлинно живым. Казалось бы, странно: на сцену вышли исторические лица, в разговорах, которые они ведут между собой, нет никакого вымысла, а между тем это не только документальная, объективная драма, но и очень лирическая история. Словно бы на сцене присутствует сам автор и мы в пьесе чувствуем его близость к Чехову. Конечно, о сопоставимости талантов нет и речи, я не хочу сказать, что Малюгин в жизни был похож на Чехова, и все-таки что-то чеховское было в этом одаренном писателе и человеке.

«Насмешливое мое счастье» едва ли не самое проникновенное произведение Малюгина. Оно занимает центральное место и в этой книге. Но пьесы, вошедшие в нее, объединены вовсе не одним только переплетом: в книге чувствуется живой интерес к людям большой судьбы, к тем, кто одушевлен, как говорил все тот же Чехов, «общей идеей» и всегда служит ей своими делами.

Так появились герои «Молодой России», и в первую очередь Чернышевский. Пусть в этой пьесе еще сохранились признаки биографической драматургии тех лет — схематизм, иллюстративность, она интересна как начало драматического повествования о любимых героях.

В ряду таких героев, на первый взгляд неожиданно, оказался Сент-Экзюпери. Неожиданно потому, что Малюгин — очень русский, он прирос душой к своей стране, истории, литературе. На самом деле и здесь сказалось внутреннее тяготение, особая симпатия и общность между писателем и героем. Вот, пожалуй, свойство, которое сближало Малюгина и с Чеховым и с Сент-Экзюпери: внутреннее изящество, интеллигентность в самом глубоком смысле этого слова.

Когда у нас появились книги французского писателя, Леонид Антонович зачитывался ими, любил в своей резковатой, тонкой манере говорить о «Маленьком принце» и «Планете людей». Ему были близки философия этих книг и тончайшие приемы художественной формы. Ему был бесконечно интересен сам Сент-Экзюпери, с его энергией, непоказным, прикрытым иронией героизмом, культом дружбы. Нет, не напрасно первая пьеса Малюгина называлась «Старые друзья», — есть в этом названии нечто выражающее жизненную позицию писателя, его представление о естественных человеческих отношениях.

Леонид Антонович Малюгин умер 20 января 1968 года после многолетней изнурительной болезни. Литература и театр потеряли талантливого драматурга и критика, друзья потеряли верного, сердечного, всегда правдивого друга. Удивительно прожил он последние годы своей жизни. Уже превозмогая мучительную болезнь, он написал «Насмешливое мое счастье» и «Жизнь Сент-Экзюпери», выпустил книгу «Театр начинается с литературы», подготовил к изданию сборник «Три повести о театре». За полтора месяца до смерти Малюгин опубликовал в журналах «Искусство кино» и «Наука и жизнь» сценарий «Сюжет для небольшого рассказа» и новые материалы к биографии А. П. Чехова. До последних дней он не прекращал работы над капитальным трудом всей своей жизни — книгой о Чехове, рукопись которой лежала на его письменном столе.

Что это — мужество, удесятеренное тем, что жить осталось недолго? Или стремление работой побороть страдания? Наверное, и то и другое. Однако были в характере Леонида Антоновича и иные черты, которые помогли ему в пору, когда тяжелая болезнь то и дело угрожающе давала о себе знать: жизнелюбие, живой интерес к тому, что творится вокруг, спасительный юмор и нежелание считаться со своим недугом. Когда один не очень тактичный доброжелатель стал расхваливать новое чудодейственное лекарство, Малюгин не проявил ни малейшего интереса, словно к нему это не имело никакого отношения. Он никогда не говорил о своей болезни не из страха перед ней, а потому, что был уверен, что одолеет ее. Уже в больнице, незадолго до смерти, он прочитал в «Литературной газете» мою рецензию на книгу «Театр начинается с литературы» и написал мне письмо, которое начиналось так: «Вы знаете, с чего начинается выздоровление? С чтения «Литгазеты»… Это было начало 1967 года, и в конце письма Леонид Антонович говорил: «Я ныне встречаю его, увы, в палате. Но ничего, выкарабкаюсь и надеюсь дожить до того дня, когда мы с Вами сможем осушить чашу зелена-вина…»