Игорь Соболев - Моя деревня

Л и н ь к о в. Ты вчерась самосвал зерна себе под колеса сгрузил?

Л е в к а. Ну, я!

Л и н ь к о в. Зачем?

Л е в к а. Чтобы из грязи вылезти!

Л и н ь к о в. Что-о?!

Л е в к а. Чтоб легче через канаву ездить было! Дорога не чинена!

Л и н ь к о в. Ты брось на дорогу кивать! Ты что, не слышал сейчас наш разговор с молодыми?

Л е в к а. Знаю я ваши разговоры!

Л и н ь к о в. Я тебя про хлеб спрашиваю. Машину хлеба, зерна, пшеницы…

Л е в к а. Да, я, я спустил! Не срывать же вывозку всего бункера из-за каких-то трех тонн!

Л и н ь к о в. Я с такой натугой людей на ночь собираю, уборка идет, а ты?.. Ведь хлеб! Левка… Ты детишков, помирающих с голоду, видел? Сколь крови за хлеб тот пролито было, знаешь? Здесь вот кулачье с обрезами, с бандами своими людей крушило. А детишки… Ручонками они протянутыми просят: «Хлебушка, хлебушка, хоть корочку хлебушка…» Ведь он не твой, и не мой и не «Опалихин»! А рабоче-крестьянский. Хлеб! Понимаешь — х-л-е-б!

Л е в к а. Да бросьте, батя!

Л и н ь к о в. Так теперь тебя судить за это!

Л е в к а. Ну, это вы бросьте! Другие от безделья сваливают — и ничего, а тут… Да и не за это вы на меня гневаетесь! Знаю, от чего ваш гнев идет, не в хлебе гвоздь!

Л и н ь к о в. А в чем?

Л е в к а. Катерину в «Опалиху» работать зову, а вы ее держите, от себя не отпускаете!

Л и н ь к о в. Что?! Что же, мне теперь и держать ее нельзя?

Л е в к а. Нельзя!

Л и н ь к о в. А хлеб в грязь бросать самосвалами можно?

Л е в к а. Можно!

Л и н ь к о в. Ах, вот как!

Наотмашь бьет Левку по лицу. Левка сжался. Линьков замахнулся, но его руку в воздухе поймал вошедший Б у л а т о в.

Б у л а т о в. Петр Афанасьевич!

Л и н ь к о в. Не лезь, Иван, у нас свой счет, корень его зеленый.

Б у л а т о в. Колхозников бьешь?

Л е в к а (вставая) . А ему что? Он здесь полновластный хозяин. Советская власть на местах! Ревность к молодежной «Опалихе» ему свет белый застит.

Б у л а т о в. Видал? Скомпрометировал себя.

Л и н ь к о в (наступая на Левку) . Ты что про Советскую власть на местах говорил, пацан?

Б у л а т о в. Нельзя, Петр Афанасьевич!

Л е в к а. Да вы судите меня! За то, что из-под власти вашей вышел.

Л и н ь к о в. Какой гад!

Б у л а т о в. Сядь! Успокойся!

Л и н ь к о в (сел, протянул Левке платок) . На, утрись.

Левка утирается.

Уплатишь за хлеб в трехкратном размере.

Л е в к а. За что? За дорогу или за хлеб? Да у меня и денег столько нету…

Л и н ь к о в. Врешь, есть! Займешь! Ну?!

Л е в к а (зло) . Ну ладно!

Л и н ь к о в. Сейчас же! Немедля! И больше я тебя видеть не хочу! Не могу! Пока не искупишь вины… Убирайся отсюда к чертовой матери! Всё! Пошел!

Л е в к а (зло) . Хорошо! (Толкнул дверь и выскочил.)

Б у л а т о в. Поговорили! Ну и норовы!

Короткая пауза. Линьков сидит, низко опустив голову.

Л и н ь к о в. Извини, Иван Романович, вгорячах я тебе не то слово сказал… Но не на миру… Извини!..

Б у л а т о в. За что ты его так жестоко, Петр Афанасьевич?

Л и н ь к о в. Машину зерна, подлец, в грязь спустил.

Б у л а т о в. Как это?

Л и н ь к о в. А ты поди спроси его, корень зеленый! Спустил в канаву самосвал хлеба и по тому зерну машину вывел из ямы, мерзавец!

Б у л а т о в. Так его же за это…

Л и н ь к о в (перебивая) . Убить! Убить надо, корень его зеленый!

Б у л а т о в. Заявил прокурору?

Л и н ь к о в. Что?! Нет, судить его не будем. (Решительно.) Судить его не дам!

Булатов хочет что-то сказать, но Линьков жестко добавил.

Не дам!

Б у л а т о в (оторопел) . Это почему же? Ты что, с ума сошел? Сколько хлеба теряем из-за вот таких молодчиков! А если они чужого труда не ценят, если лучшее, что есть у нас: любовь к труду, хлеб, по́том политый, в грязь бросают, — судить! Открыто! Показательно!

Л и н ь к о в. Много молодых ушло уже с целины…

Б у л а т о в. Ну и что? Это еще не оправдывает преступления твоего сына!

Л и н ь к о в. Он не сын мне!.. (И горько.) Не сын… Приемыш! Воевал с моим сыном! Мертвого… с поля боя вынес… и похоронил. И ко мне вместо сына пришел… Вместо! Понимаешь?

Б у л а т о в. Не прав, Петр Афанасьевич! Не убедишь! Судить надо!

Л и н ь к о в. Не мешай мне, Иван Романович! Не мешай! Дай сам дело доведу до конца! Или не веришь мне? Суд озлобит, Иван Романович. Озлобит, а потом и погубит его. Я тебе точно говорю. А сейчас он больше понял. Ближе к сердцу взял. Ну, неужели мне тебе объяснять такое? Ведь ты же чуткий человек. Ты же за людей! Или нельзя с тобой больше в открытую, как с другом, корень он зеленый совсем?!

Б у л а т о в (встал) . Оставим, товарищ Линьков! Хочешь воспитывать — воспитывай. Но плетка — плохой помощник в этом! Человеческое достоинство попирать нельзя! (И сухо.) И не говори больше ничего. Ни к чему. (Первым шагнул через порог.)

Хата-развалюха возле Дома культуры. Над входом вывеска: «Музей». А на площади, куда хата выходит, трехэтажное здание Дома культуры. Перед фасадом небольшой парк, лавочки, фонари. Слева, уходя в глубь сцены, улица новых, комфортабельных коттеджей с мансардами. Вся эта улица утопает в садах. Желтые листья еще держатся на ветвях. Осень. Дом культуры еще в строительных лесах. Из открытого окна второго этажа доносятся звуки духовых инструментов. Там оркестр репетирует туш. В о р о н на лесах укрепляет рамы на втором этаже. Л ю д и таскают корзины со стружками. Тут же убирают строительный мусор, носят связки стульев. Большая г р у п п а к о л х о з н и к о в сидит на грузовике. На нем плакат: «Ни зерна не оставим в поле!»

На первом плане Л е в к а, К а т я, В е р а.

Л е в к а. А чего там говорить! Сраму хоть отбавляй! Но жить здесь больше невозможно! Уедем.

В е р а. Да где это видано, чтоб в наше время по лицу… Да и за что? За то, что сам дорогу не чинит!

Л е в к а. За «Опалиху»! Все ревнует к ней!

В е р а. А чего тебе эта «Опалиха» сдалась? Вот из-за нее и скандал…

К а т я. Да «Опалиха» — это завтрашний день всего сельского хозяйства! А ты — «сдалась»! Нет, с Петром Афанасьевичем невозможно!

В е р а. И при Булатове, при секретаре райкома. А он тоже… не мог сдержать батю…

К а т я. Да что ты хочешь от чиновников? Что он понимает, кроме своих бумажек!

Л е в к а. В общем — собирайся!

К а т я. Лева! А дело наше, мечта как же? Ведь сам же сегодня говорил.

Л е в к а. Это бесполезно! Ничего он не даст сделать! Все поломает! Сколько нового начинали, а ему все только о материальном благе колхозников можно говорить! Только чтоб побольше наши за все получали! А как за пределы колхоза выйдет — словно не его это, словно иностранец! Ничего он с «Опалихой» не даст нам сделать и… напрасно все! Поедем!

К а т я. Да ты чего, Левка?! Сейчас каждая пара рук на счету, а ты?!