Игорь Соболев - Моя деревня

В и н о г р а д о в. Ордена-медали даром не дают.

Г о л о с. Ему про танцы, а он про коров…

Л и н ь к о в. Телятница Любовь Прокофьевна Линькова! Три ордена Ленина!

Т е т к а Л ю б а. Неудобно, Петяша…

Л и н ь к о в. И другие все… А вот в ваши годы тоже такие разговоры вели. В тридцатом году в этой хате… Мамаша Виноградова, покойница, царствие ей небесное, еще на печи сидела… (Тетке Любе.) Ну-ка, Люба, для ясности влазь на печь.

Та молча полезла на печь.

Вспомни-ка, что она тогда говорила… Какие такие слова выговаривала?

Т е т к а Л ю б а. Чего ты, Петяша, затеваешь?

Л и н ь к о в (строго) . Молчи! «Петяша»!

Девушки захихикали.

Повяжи платок да вспоминай! Это для вас, молодых!

Г о л о с а. Мемуары седобородых комсомольцев!

Смех.

— А может, и мы такими будем, ребята?

Л и н ь к о в (Любе) . Вспомнила? Ну, говори ее слова!

Т е т к а Л ю б а (повязав платок) . «Какой еще колхоз, прости господи! Жили так век — и дальше проживем!»

Молодежь смеется.

В о р о н (тихо Виноградову) . Сейчас и про тебя будет вспоминать.

К а т я. Ни к чему вы затеяли эту критику, Петр Афанасьевич. Мы думали, разговор про отдых или про кирпичный завод пойдет.

Г о л о с. У нас стройка скотного двора встала, а вы тут драмкружок устроили.

Л и н ь к о в. Ты не перебивай! Это все для дела! А ты, Виноградов, вон там, в углу, у печи, сидел и ржал. В лаптях. Вот этот орденоносец в лаптях ходил, а живот с голодухи веревочкой подтягивал! Иди-ка сядь! Вспомни!

Виноградов идет в угол, садится. Ворон, оставшись один, присмирел.

В о р о н (тихо) . Чичас, значит, и мой черед скоро.

Л и н ь к о в. Вспоминайте, вспоминайте! А ну садись, Ворон, где ты сидел. Вот туточка (показал на лавку) сидел я. Молодой еще. Зеленый. В драных сапожишках да вот в треухе… (Сел.) Уговаривал их, доказывал… Мол, чего боитесь? Чего теряете? Земля своя. Лес вокруг поселка посадим. Чтоб все как по-рабочему да по-крестьянскому… Люба, говори за старуху!

Т е т к а Л ю б а (с печи) . «Да какой уж там лес? Брось народ-то смешить, коновод… (И засмеялась.) Прости меня, господи».

В о р о н (смеется; тихо) . Ну прямо спектакля!

Все смеются, кроме стариков.

Л и н ь к о в (Любе) . Так, так. Правильно. Так и говорила!

В и н о г р а д о в (молодым) . А я, товарищи молодые, вот такие речи вел. (Линькову.) Говорить?

Л и н ь к о в. Говори.

В и н о г р а д о в. «Вон Митрофан Ворон болтаит, что ты и теплые нужники обещался в избах поставить…»

В о р о н. «Слышь, Петушок, а насчет водопровода как же будить?»

Л и н ь к о в. «Поставим свою электроводокачку!»

В о р о н. «А кого накачивать-то будем? Бабу, што ль, твою? Чай, теперь обчественна!»

Хохот молодежи.

Л и н ь к о в. Во-во! И они заржали тогда! Мозги держали в темноте! (Встал.) «Не хотите в колхоз — не надо! Силком не потянем! Но потом проситься будете — не примем! Все будет. И лес, и водокачка, и теплые нужники, и сашейку до уезда проложим, и в каменных домах, что на тыщу лет ставятся, жить будем, и сад фруктовый свой! И жить по-людски, по-рабоче-крестьянскому, будем!

Все серьезно смотрят на него.

Ежели захочете, товарищи, — все будет!» Ворон, продолжай.

В о р о н. Я позабыл. У меня склероза мозга вышла… Ой вспомнил! «Да кто тебе, Петька, на это карман свой подставить? Иль у тебя мильонщик сродственник есть?»

Опять все засмеялись. Но Линьков перебил.

Л и н ь к о в. «Есть! Есть сродственник такой! Вот побожусь!»

В и н о г р а д о в. «Да ну? Кто же такой-то? Скажи».

Л и н ь к о в. «Рабоче-крестьянская власть! Во!» (Встал. Обошел всех молодых.) Вот как было! В тридцатом году!

Разом заговорили, загудели молодые.

Г о л о с а м о л о д ы х. Ну к чему это нам?

— Да Петр Афанасьевич со своими соратниками политбеседу с нами проводит…

Кто-то хихикнул, но на него зашикали.

— Брось, ребята, все на смех переводить!

— Да что мы, дурачки Иванушки, ничего не смыслим?

Тетка Люба слезла с печи.

Л и н ь к о в. Или соврал что? Вот в этой хате твоей, Виноградов, собрались и мерекали. Все так и было! Точно! Все, что задумали, сделали? Сделали! Ну, скажи, Ворон?

В о р о н. Так ведь я ничего, Петр Афанасьевич! Я же согласный с самого начала! (И тихо.) О господи, царица небесная! Пронеси!

Е ф и м е н о к. Быстро мы забываем, от чего ушли, товарищи молодые колхозники!

Г о л о с. Чего нам забывать, чего помнить надо?

Е ф и м е н о к. А то, дорогие товарищи, что сами мы не ценим своего труда да хорошего нового, если позволяем нашим детям подсмеиваться. А то у нас один свет в окне: «Молодежный колхоз!», «Опалиха!», «Борьба за полную механизацию идет!» А у нас, выходит, никакого сдвига нет?! Вот ведь где корень! А нам бы ежедневно да ежечасно долбить бы в их дурьи головы: «Вот ведь от чего ушли! Вот ведь к чему пришли! Вот ведь к чему стремление надоть держать!»

Л и н ь к о в. И кто за это самое жизни своей не жалел! Вот эти старики, которые ничего, окромя телят, не понимают! Кто вам счастье на своем перегнутом горбе принес…

Г о л о с. Ты здесь, Петр Афанасьевич?

На пороге остановился Л е в к а.

В о р о н (тихо) . Вот его-то и учил бы… тоже…

В и н о г р а д о в (Линькову вслух) . Ты еще у Левки свово спроси, как он чаво ценить! Отпустили постромки мы у своих молодых поколениев! Правильно?

Л и н ь к о в. Правильно сказал Виноградов! В нас с вами корень! Хлеб — хозяин над нами! И от него все в наш дом идет! Ну, а теперь старики глупые — в ночную смену, а молодежь — на отдых да на танцы!

Г о л о с а. Вот это купил!

— Что же, отцы — работать, а дети только играть могут?

— Бросьте, товарищи старики! Бросьте!

— Ладно совестить! Что мы, не понимаем, что ли? Можно идти?

— Урожай соберем, и отдых нам за то будет! Идемте. К утру все скосим!

Л и н ь к о в. Я сурьезно говорю: идите отдохните малость. Дело-то ведь неспешное. А отдых всем нужен.

К а т я. Петр Афанасьевич, мы все понимаем. (К молодежи.) Ну, чего замолчали? Или совесть у нас в решете?

Г о л о с а. Прости, хозяин…

— Да ладно уж, пошли.

Молодежь уходит.

Е ф и м е н о к (на первом плане, Линькову) . Ох, до чего же хитер ты, Афанасьич!

Л и н ь к о в. Идите, старики, идите!

В о р о н (тихо) . Заспешил, товарищ председатель. (Вслух.) Пойдемте, что ли? Не будем сродственникам мешать любовь свою друг дружке выказывать.

В и н о г р а д о в (проходя мимо Линькова) . А насчет уборки не сомневайся! Не первый год у нас страда! А ну, бригада моя, выходи!

Т е т к а Л ю б а. Ты не больно его чеши-то, Петяша. Ведь наш, ведь сын. Глупой он ще!

Л и н ь к о в. Иди, мать. Разберемся.

Все вышли, прикрыв за собой дверь.

Л е в к а. Чего звал, Петр Афанасьевич? Тороплюсь я!