Исидор Шток - Драмы

Тиль осушает три стакана вина. И пока по эту сторону стены раздаются аплодисменты, из лагеря испанцев стреляют в Тиля. Он ловко пригибается, и пули пролетают мимо.

Т и л ь. Выстрелы врагов иногда слаще аплодисментов друзей!

Снова аплодисменты и снова выстрелы.

Подождите!.. Они что-то кричат снизу. Они называют нас собачниками, кошкодралами и крысоедами. Спрашивают, где наш нищий принц.

В е р ф. Скажи им, что, пока они будут слышать лай собак и мяуканье кошек, это значит — наш город держится. Когда же у нас не будет больше кошек и собак, мы скорее съедим свои левые руки, сохранив правые для спасения наших женщин, чем оставим город.

Т и л ь (на стене) . Эй вы, испанские собаки! Ме́хор, комие́мос нос ма́нос исикиэ́рдас деха́ндо лас ма́нос дера́ час па́ра сальва́р нос мухе́рос, ке деха́мас нуэ́стра сиуда́д син резисте́нсия!

Л а м м е (тоже влез на стену) . Слушайте вы, испанские свиньи! Нам подвезли еды на три года! Вот… (Поднимает над головой окорок.) Окорок! У нас их двенадцать тысяч триста пятьдесят два.

М а г д а (она тоже очутилась на стене рядом с Тилем и Ламме) . Нам некуда девать еду! Мы бросаем ее вам. (Бросает в лагерь испанцев хлеб.) Жрите, завидуйте нам! (Бросает колбасу.) Мы задыхаемся от обилия хлеба и мяса! Мы завтракаем яичницей с сардинами, а ужинаем индейками с орехами!

В е р ф. Тиль!

Тиль спрыгнул со стены, подошел к бургомистру.

Скажи им, Тиль, что мы получили письмо от Оранского. Он пишет, что скорее затопит всю Голландию, чем уступит Лейден. Скажи им, Тиль, что Молчаливый решил взорвать все плотины и привести к стенам города океан, который затопит захватчиков, проложит дорогу флоту гёзов. Скажи им, что, хотя мы отрезаны от Оранского, мы верим ему, как самим себе, как земле, по которой мы ходим, как небу над нами. Мы будем держаться столько, сколько будет нужно.

Т и л ь. Я лучше скажу это все самому принцу Оранскому, мейнхеер!

В е р ф. А проберешься к нему?

Т и л ь. Я — Тиль Уленшпигель, мейнхеер. Разве мне не удавалось когда-нибудь то, что я хотел?

В е р ф. Тогда иди, Тиль Уленшпигель…

Т и л ь (подходит к Неле) . Вот, Неле моя, только мы увиделись, как снова должны расставаться…

Н е л е. Я пойду с тобой, Тиль.

Т и л ь. Нет, ты должна остаться в городе и ждать меня. Смотри на горизонт и, если среди кораблей Вильгельма ты увидишь оранжевый парус, знай — это мой корабль… До свиданья, Магда Верф… Только что я получил разрешенье жить в Лейдене, как пришлось уходить отсюда… Прощай, мой великий друг Ламме-Лев… (Верфу.) Не обижайте его, мейнхеер, он самый невыгодный, ибо может съесть сразу быка, но самый терпеливый, ибо может не есть месяц, житель Нидерландов… Подай мне мои доспехи, Ламме…

Л а м м е. Вот они: шляпа с лисьим хвостом, щит и медаль с сумой и кружкой…

Т и л ь. Я готов в путь… (Запевает.)

П е т е р (Верфу) . Нельзя ли и мне пойти с Уленшпигелем к Оранскому?

В е р ф. Идите… Вам надо очистить загрязненное отцом имя Клеефов, защищая Лейден…

Т и л ь. Ждите нас, мейнхеер… (Взбирается на стену и, пригибаясь от пуль, летящих в него из испанского лагеря, бежит по городской стене. За ним Петер.)

Верф стоит на помосте, высоко подняв над головой горящий факел.

В е р ф. Иди, Тиль Уленшпигель, сын Клааса… Мы будем ждать тебя…

Слышна удаляющаяся песня Тиля.

З а н а в е с.

Слышно пение жаворонка: тивиль-виль-виль… Отовсюду ему отвечают крики петухов. Играет труба, поет свирель, бьет барабан. Десятки, сотни голосов.

— Что перед нами? Не Лейден ли?

— Перед нами только враги.

— Что за огни там? Не машут ли нам фонарями жители Лейдена с городской стены?

— На фортах Ланд-Шейдина укрепились испанцы. Это горят их факелы, блестит их оружие…

— Какой ветер?

— Норд-ост, два балла…

— Дондер эн бликсем! — Кто за вами? — «Фрисландец!» — Что за бродяги на палубах? — Триста пленников, освобожденных принцем. — Кто идет? — Капитан ван Ступель на «Лесном Гёзе», с ним восемьсот зеландцев! — Мы бросили свои леса, адмирал…

— Не виден ли Лейден? — Кто идет? — «Брабант!» — Вестовой к принцу Оранскому и к адмиралу! — Пропустить вестового! — Кто идет? — «Белый Лебедь!..»

— Мы жители деревень по Маасу и Иселю. Мы открыли шлюзы, взорвали плотины. Наши дома и сады под водой. Мы идем на помощь Лейдену…

— Не видно ли Лейдена? — Что за мальчишки на вашем корабле, капитан? — Это сироты убитых в Гаарлеме. Они бежали от испанцев, они пешком пришли к нам, написав кровью на знаменах: «Умрем за Оранского». — Сколько воды? — Восемь футов. — Нужно восемнадцать! — Кто идет? — «Эгмонт», «Горн», «Анна-Мария», «Вильгельм Молчаливый»…

— Пропустить к принцу Оранскому! — Почему на вашем корабле столько женщин, капитан? — Это вдовы убитых при Моокергейде… Они сражаются, мой принц, страшнее самых свирепых гёзов… Не видно ли там Лейдена? Не опоздать бы нам к Лейдену…

— К Лейдену… К Лейдену… К Лейдену…

— Я так полагаю, что здесь расстояние до Лейдена не больше пятнадцати трубок. Пятнадцать раз успеешь выкурить трубку, и будет Лейден. — Но впереди испанцы… — А какой он, Лейден? — Бей ден дондер! Семь футов…

— Кто стреляет, адмирал Буазо?! Кто смеет стрелять без моего приказа? — Это испанцы, мой принц! Вы видите черные молнии над Ланд-Шейдином? — Поднимите паруса! — Но там стена огня! Там испанцы!..

— Патриоты Нидерландов! Каждая минута промедления грозит смертью нашим братьям в Лейдене. Враги стреляют, желая нас запугать. А там, изнемогая от голода и болезней, Лейден. Он зовет нас… Он исходит кровью! Курс на Ланд-Шейдин. Огонь из испанских пушек осветит нам путь…

— Да здравствует принц Оранский!

— Да здравствует гёз!

К Лейдену… К Лейдену… К Лейдену…

Нос корабля. Ночь. Полная луна. Ветер качает фонарь на мачте. На верхушке мачты д о з о р н ы й. Его не видно. У борта с шестом в руке л о ц м а н. Возле пушки П е т е р. На носу капитан корабля Т и л ь У л е н ш п и г е л ь.