Юлиу Эдлис - Жажда над ручьем

(Машинально.) У нас теперь железнодорожный мост рядом, эстакада, прошлый год выстроили… Я из долга ждала. Из долга, понимаешь?

С н е г и р е в (прислушался к удаляющемуся поезду, вспомнил) . Там — тоже…

Л а р и с а. Что — тоже?..

С н е г и р е в. Поезд проходил. Мимо.

Л а р и с а. Ты думаешь, я новой любви завести не могла? Охотников не было, не выписывали восьмерки вокруг? — только свистни, пальцем помани!.. Тем более что все в один голос твердили, когда тебе срок дали, — советчиков тоже хоть пруд пруди! — зачем он тебе осужденный, замаранный, зачем с этим пятном жить, еще неизвестно, какой он вернется оттуда, а ты молодая, у тебя вся жизнь впереди! — все как сговорились!

С н е г и р е в (слушал ее нетерпеливо) . А ты?..

Л а р и с а (с гордостью) . Ты же помнишь — я всегда наперекор делаю, диаметрально, из одного принципа хотя бы… И права оказываюсь! — если б я по-ихнему поступила, они же первые меня и осудили: вот, не дождалась, испугалась, вот вам и вся ее любовь! — первые на хвосте бы и разнесли!.. А если жду, если соблюдаю верность, значит, характер, значит, гордость есть…

С н е г и р е в (с удивлением) . Выходит дело, ты не меня ради ждала, а…

Л а р и с а (перебила его) . Что значит, не тебя ради? — себя ради, что ли?! Не я ли избегалась по адвокатам, кассации подавала, жалобы, заявления — не я? Какие у тебя могут быть упреки?!

С н е г и р е в (с горькой усмешкой) . Кого же ты ждала в таком случае? Кого — убийцу?!

Л а р и с а. Тем более! — ведь ждала же! (Спохватилась.) Тебя не за убийство судили, совсем другая статья! — он ведь потом сам…

С н е г и р е в (перебил ее) . Как же — на третий день, в больнице… Не убили — забили до смерти, а уж дальше — он сам…

Л а р и с а. Вас всех — за злостное хулиганство, за групповое… Пьяная драка, случайная! — и на следствии, и на суде, и в приговоре то же самое!

С н е г и р е в. Умер он, — значит, убили.

Л а р и с а. А уж ты вообще — меньше всех других!.. И свидетели показали…

С н е г и р е в (перебил ее) . Соучастники! — свидетелей не было — ночь, пустырь…

Л а р и с а. …все в один голос! Тебе и срок меньше других дали! На суде доказано — пьяный был, ничего не соображал, валялся в стороне…

С н е г и р е в (перебил ее) . …и глядел, как они его — четверо на одного?! Кто доказать может, чей удар был, от которого он на третий день умер? А если б не на третий, а — сразу?! И не свались я спьяну, чем я лучше других был? — Генки Лашкова, Митьки Егорова, Федьки, Саньки? — я с ними вровень был тогда, ноздря в ноздрю!.. Суд, приговор!.. — я, может, сам все эти пять лет себя по новой судил, и не на срок — навечно! И не надо меня жалеть! Не жалости мне от вас всех надо, совсем другого!.. И нет на это ни кассации, ни амнистии… (Перевел дух.) Вот ведь с чем я приехал, Лара… а ты никак в толк не возьмешь…

Л а р и с а (не понимая его) . Что ты доказать хочешь в результате? Чего тебе от нас надо?!

С н е г и р е в. Чего мне надо… (Сбивчиво.) В колонии… в общем, урки там сидели, шпана, уголовники, ну, в одном бараке… и кто-то из них то ли кому настучал, то ли украл что-то у них, и они его… Я — на нарах, наверху, все видел… Они его ногами, табуреткой, мордой об стенку, об кирпич… насмерть. А я видел!.. Морда вся в крови, лица давно нет, а они его — об стенку, об стенку… такой еще звук глухой, тоскливый, будто не человеком бьют, а мешком с отрубями… И представил сразу — а если я сам вот так того, ну, которого тогда на пустыре?.. Если я сам таким зверем был?! — кинулся вниз, ничего уже не соображаю — только не дать им его, не дать человека убивать!.. Они все на меня навалились, бьют, а я не чувствую, не слышу, одно только в голове: неужто я тогда, на пустыре, ночью, — как они был? Такой же?! (Перевел дух.) Откачали меня, отлежался в санчасти, начальство мне даже благодарность объявило, перевели на поселение, а я — об одном, об одном: как же я сам, как же сам-то я мог тогда?! (С отчаянием.) Жить после этого можно? — жить, ходить, пиво пить, пельмени жрать… Сыну в глаза смотреть, тебе, — можно, ты считаешь?! Можно?!

По эстакаде, мимо, заглушая его, грохочет поезд.

Квартира Ларисы.

Начало зимы, вечер, темень за окном.

Л а р и с а, при свете настольной лампы, проверяет ученические тетради. Другая лампа освещает стол П е т р а — он копается в деталях транзистора.

Пауза.

Л а р и с а (не отрываясь от работы) . Кончай, одиннадцатый час.

П е т р (не оборачиваясь) . Детское время.

Л а р и с а. Вот дадут нам двухкомнатную, тогда ты в своей хоть до утра глаза порти.

П е т р. Как же, дадут, держи карман шире!

Л а р и с а. Я своего добьюсь, не беспокойтесь!

П е т р (машинально) . Это уж точно…

Л а р и с а. В школу молодых специалистов распределили, одиноких, а однокомнатные квартиры — дефицит. Вот я и отдаю нашу, а мне, на троих, — двухкомнатную. Трое нас теперь, пропишу отца, как раз санитарная норма и получится.

П е т р (поднял на нее глаза) . Пропишешь, а — дальше?

Л а р и с а (отбросила тетрадку) . Я его пять лет ждала!..

П е т р. Так он же тебе — муж…

Л а р и с а (в сердцах) . Что такое муж в наше время?! — умная женщина, самостоятельная, уж не говоря — с образованием, сама распрекрасно проживет! И родит, и воспитает, и дом обставит — все сама! Вот тебе и весь муж!

П е т р. Зачем же ты его ждала?!

Л а р и с а. Вернулся — с утра уходит, к ночи заявляется. С работы придет — слова от него не дождешься. Как чужой. Будто на вокзале поезда дожидается! Господи!.. (Встала, подошла к сыну, обняла его.) Может, лучше бы ему и не возвращаться. Жили мы вдвоем, и училище я закончила, и преподаю в школе, и ты уже в седьмом, совсем взрослый, и ни в чем у нас недостатка, и квартира отдельная… разве нам было плохо вдвоем? Ты скажи — разве тебе со мной плохо было?!

П е т р (освобождаясь от ее объятий) . Ему было плохо…

Л а р и с а (горько) . И вот вернулся, дождались — а кому от этого стало лучше?..

Вошел с улицы С н е г и р е в, разделся в передней, прошел в комнату.

С н е г и р е в. Метет…

Л а р и с а. Поздоровался бы с отцом, Петя.

П е т р (пожал плечами) . Привет.

С н е г и р е в. Ужинали уже?

Л а р и с а. Одиннадцать часов! — давно спать пора.

С н е г и р е в (покорно) . Я сейчас принесу раскладушку.

П е т р (ему) . Ты-то чай не пил еще. Я поставлю. (Встал из-за стола.)

Л а р и с а (ему) . Ты всегда — плиту погасишь, а баллон забываешь. (Ушла на кухню.)

Пауза.

С н е г и р е в (чтоб прервать молчание — о транзисторе сына) . Не собрал еще?

П е т р. Деталей не хватает.

С н е г и р е в. Купил бы.

П е т р. А — деньги?

С н е г и р е в (смутился) . Верно… подожди малость. (Пауза.) Промерз я что-то… (Греет руки у радиатора.) Гололед, прямо стекло под колесами, автобус тяжелый, львовский, под конец смены так намотаешься — баранку в руках не удержишь… (Помолчал; затем — о транзисторе.) Это хорошо, что ты этим делом увлекаешься…