Александр Петрашкевич - Избранное

И в а н (пожимая руку) . Неужто на дружбу?

Х о з я и н о в (задерживает руку) . На взаимную.

А н н а (вздохнув) . Дружба, дружба — тяжкая служба…

И в а н. Не взял мытьем — решил катаньем… по-родственному?

А н н а (Ирине) . Пойдем по хозяйству, невестушка, пока начальники принюхаются. Ишь, натопырились. (Уходит вместе с Ириной.)

Х о з я и н о в (садится, закуривает) . Сознаюсь — по части катанья вариантик имеется… запасной…

И в а н. По запасному тоже не выйдет…

Х о з я и н о в. Тяжело мне с тобой, родственничек, тяжело.

И в а н. Это еще и потому, что я председатель райисполкома.

Х о з я и н о в. Надо выселять людей, Иван. И Кривичи, и соседние деревни под снос. Мне земля нужна. Я же под вами давно копаю. Пойду в атаку — возьму больше. Ты меня знаешь!

И в а н. Илья Михалыч, Илья Михалыч, ну как ты понять не можешь, что кривичи никогда без боя со своей земли не уходили, а с боем — и подавно. Хлеб у них на ней насущный, Тот самый хлебушек, который даждь нам днесь. Поверь слову, куда ни приеду, у мужика одна молитва: защити, председатель, ниву хлебную и избави нас от лукавого.

Х о з я и н о в. Это они при тебе такими набожными стали.

И в а н. Что ты, Илья Михалыч! С времен языческих кривичи хлебу молятся, земле и солнцу поклоняются, а теперь еще в райком-исполком верят.

Х о з я и н о в. Силен!.. Выходит, твой хлеб — это хлеб, а мой — и не хлеб вовсе?

И в а н. Ирина только что рассказывала, как ты его печешь и на чем замешиваешь. Колом мне в горле твой хлеб.

Х о з я и н о в. Голод не тетка. Проглотишь. А землю я через твою буйную голову возьму… раз уж по-родственному не получается.

И в а н. Через мой труп — возможно, через голову — не возьмешь.

Х о з я и н о в (поднимается) . Стало быть, не сговоримся…

И в а н. Нет.

Х о з я и н о в. Спасибо за откровенность.

И в а н. Жаль, что не связаны мы клятвой.

Х о з я и н о в. Какой еще клятвой?

И в а н. Гиппократа. (Цитирует.) «Клянусь всеми богами и богинями, беря их в свидетели, чисто и непорочно прожить свою жизнь и провести свое искусство. Мне же, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и слава у всех людей на вечные времена…».

Х о з я и н о в (заразительно хохочет) . Оригинальный ты у нас председатель. И мужику молишься, и в Гиппократа веришь…

И в а н. Ну а ты во что веришь?

Х о з я и н о в. В промфинплан, уважаемый, в промфинплан я верю. И в заповедь: быстрее, больше и дешевле.

И в а н. Не будет нам славы на вечные времена, если мы так бездарно поведем свое искусство. Не будет…

Х о з я и н о в (хохочет). Сейчас тебе будет такой Гиппократ…

Входит А н н а. В руках бутылка водки.

Вот это дело: зять на порог — теща за бутылку. Похоже, что гульнем мы с тобой, Иван Игнатович.

А н н а. Гуляй, мамо, гуляй, тату, развернули свиньи хату.

Х о з я и н о в. А мамаша все прибаутками сыплет..

Вбегает взволнованный Ш а ш е л ь.

Ш а ш е л ь (суетливо) . Илья Михалыч, они, кажется, летят! Здравствуйте, Иван Игнатич! Здравствуйте, Анна Даниловна! (Разводит руками.) Вот так, летят! А куда денешься?

И в а н. Кто летит?

Ш а ш е л ь (крайне удивленно) . Как — кто?! Вы шутите?!

Х о з я и н о в. Доложи руководству, товарищ Шашель.

Ш а ш е л ь. А куда денешься? Сижу, как говорится, мозгую, вдруг особый правительственный дззз, дззз! Хватаю трубку: так, мол, и так, у аппарата генеральный директор… в смысле помощник генерального директора Шашель. А он: на связи вертолет Федора Максимыча! На связи вертолет Федора Максимыча… Мать честная!

Х о з я и н о в. Короче, он сейчас будет здесь. Я только понять не могу, каким образом (Ивану) наш папаша на борт вертолета угодил.

А н н а. Это я тебе, зятек, опосля скажу, если не догадаешься.

Слышен рокот вертолета. Все, кроме Анны, выходят из дома. Ш а ш е л ь возвращается и хватает букет васильков со столика у галереи портретов. Анна забирает у него цветы и ставит их обратно в вазу.

Ш а ш е л ь (опешив) . Миленькая, это же Федор Максимыч!!!

А н н а. Не суетись.

Ш а ш е л ь. Федор Максимыч, понимаете?!

А н н а. А я чего говорю?.. И не расходися хо́дором перед нашим Хведором.

Ш а ш е л ь. Как вы сказали?!

А н н а. Горазд, говорю, чужими цветами свою стежку устилать.

Ш а ш е л ь. Кошмар!!! (Выбегает.)

А н н а уходит. Слышен голос Игната: «Заходите смелее, заходите». Входят Ф е д о р М а к с и м о в и ч, Х о з я и н о в, Ш а ш е л ь, И в а н, И г н а т.

Ф е д о р М а к с и м о в и ч (подходит к фотографиям на стене; Игнату) . Какой же ты молодец, командир! Здесь почти весь первый отряд! Как тебе удалось?

И г н а т. С живыми переписываюсь, а у погибших дети и родичи остались. А у этих (указывает на рамки без фотографий) никого и ничего не осталось — наши в основном, местные. (На фотографию детей.) А вот этих малявок, пожалуй, не признаешь?

Ф е д о р М а к с и м о в и ч (рассматривает фотографию) . Этих… этих нет.

И г н а т. Вот этот лопоухий — нынешний генеральный директор будет. (Кивает на Хозяинова.)

Ш а ш е л ь. Потрясающе! (Фотографирует Федора Максимовича.)

И г н а т. А вот эта малая — Зинка Мухина. Академик теперешний. Жаль, не смогла приехать.

Ф е д о р М а к с и м о в и ч. Не горюй, я тебе устрою с ней встречу.

И г н а т. Без тебя она мне не в моде… А теперь погляди сюда. (Переходит к снимку трех крестьянок.)

Ф е д о р М а к с и м о в и ч (удивленно). Мама?!

И г н а т. Она, соседушка. А по сторонам жены мои — первая и вторая.

Федор Максимович взволнованно рассматривает фотографию. Шашель снова пытается сделать фотоснимок, но Игнат отводит его в сторону.

Ш а ш е л ь. В чем дело?

И г н а т. Как тебя зовут?

Ш а ш е л ь. Шашель… Разве вы меня не знаете? Я уже третий год при вашем зяте… А куда денешься?

И г н а т. То, что ты Шашель при зяте, все знают. Зовут как?

Ш а ш е л ь. Допустим, Валерий Николаевич…

И г н а т. Допустим… (Почти на ухо.) Валерий Николаевич, дорогой, мы войну выиграли… Даст бог, и дальше без помощников обойдемся.

Ш а ш е л ь. Вы так выражаетесь, что вроде я против…

И г н а т. Как же ты можешь быть против? Ты, Валерий Николаевич, будь «за», но не путайся под ногами.

Ш а ш е л ь. Миленький мой, этим же кадрам цены не будет.

И г н а т. И не вздумай торговать кадрами. (Подходит к Федору Максимовичу.)

Ф е д о р М а к с и м о в и ч (обнимая Игната за плечи) . Спасибо тебе за встречу. (Окидывает взглядом галерею, весь дом.) Мне сейчас показалось, что в этом доме за сорок лет ничего не изменилось. Даже занавеска та самая… с ромашками…

И г н а т. Занавеска другая, а ромашки те же. Довоенной занавеской, помнишь, Саньку Болотина перевязали, когда ему осколок от мины в живот попал. Как сейчас слышу: не порти, говорит, Кириллович, ромашки, мне все одно конец… Не хочу ничего тут менять. Примета у нас такая — ничего не менять. Вот диван только перетянули по-модному.