Жан Расин - Трагедии

Так что ж?

Ее судьба решит судьбу мою.

Как так?

Я от нее узнаю все о браке.
И если правда то, что говорит здесь всякий,
Что в Риме новый трон ей цезарь Тит воздвиг,
Что это решено, — я еду в тот же миг.

Но разве этот брак — причина для тревоги?

Открою все тебе я после, по дороге.

Скорбь о тебе, мой царь, мне разрывает грудь.

Царица здесь. Ступай, скорей готовься в путь.

Вот я избавилась от излияний льстивых
Ликующей толпы друзей велеречивых.
Что мне от их забот, что мне от их услуг,
Когда меня тут ждет мой старый верный друг?
Так долго ты себя заставил дожидаться,
Что показалось мне — ты стал меня чуждаться.
Как может Антиох, в чьей преданности мне
И Запад, и Восток убеждены вполне,
Во всех превратностях оплот мой неизменный,
И в счастье, и в беде товарищ несравненный,
В тот самый день, когда судьба мне счастье шлет,
Чтобы со мной вкусил он от ее щедрот,
Как может он меня в толпе докучной этой
Оставить вдруг одну и затаиться где-то?

Так, значит, правда то, о чем молва трубит,
И долгую любовь сегодня брак скрепит?

По чести признаюсь, нисколько не скрывая,
Что здесь немало слез недавно пролила я:
Покуда по отцу он траура не снял,
Тит мысли о любви сурово отгонял.
Когда-то от меня не мог отвесть он взора,
Теперь же избегал со мною разговора.
В слезах, от скорби нем, тоскою удручен,
Лишь горестным кивком со мной прощался он.
Тебе легко понять, как тяжко это было.
Его и лишь его всегда я в нем любила,
А власти и венца — ты это знаешь, друг, —
Дороже сердце мне и благородный дух.

Тебя он вновь дарит привязанностью страстной?

Ты это видел сам: когда единогласно
И не щадя в своем усердье громких слов,
Сенат отца его включил в число богов,
Тит, свой сыновний долг исполнив образцово,
Душой к возлюбленной смог устремиться снова
И в тот же самый миг, — так все кругом твердят,
Не известив меня, отправился в сенат,
Чтоб к Береникиным владеньям в Палестине
Прибавить Сирию с Аравией отныне.
А если верить в то, что говорят друзья,
Что от него всегда сама слыхала я,
То вскоре с этими тремя соединится
Четвертый мой венец — венец императрицы.
Сказать об этом мне он сам придет сюда.

А я тебе скажу: простимся навсегда.

Как! Почему ты речь заводишь о прощанье?
Я вижу: ты смущен и на лице — страданье!

Уехать должен я.

Изволь сказать ясней:
В чем дело?

Мне нельзя встречаться было с ней.

Довольно же молчать! Какие опасенья
Причиной сделались внезапного решенья?

Что ж, выслушай, но знай: я говорю сейчас
По воле царственной твоей в последний раз.
Наделена судьбой блестящей и высокой,
Ты вспомнишь, может быть, о родине далекой,
Где в некий день любовь зажгла меня всего "
Стрелою, пущенной из ока твоего.
Я к брату твоему Агриппе обратился,
И он бы от тебя согласия добился
Принять ту дань, что я принес тебе, любя,
Но появился Тит и покорил тебя.
Он пред тобой тогда предстал неотразимо
В блистанье грозовом разгневанного Рима,
Восставший край сознал, что ныне обречен,
Но скорбный Антиох был первым побежден,
И, волю злой судьбы осуществив на деле,
Твои уста моим умолкнуть повелели.
Когда же, вместо них, взор неотступный мой
И вздохи горькие смутили твой покой,
Ты приказала мне, жестокая царица,
И чувство подавить — не то с тобой проститься.
Я сдался, обещал, но знай: сейчас смирить
Не властна ты меня. Я буду говорить,
И я скажу, что, дав обет бесчеловечный,
Поклялся про себя любить любовью вечной.

Как! Что ты говоришь?

Да, я молчал пять лет
И больше никогда не преступлю обет.
С соперником своим я шел на поле славы,
Надеясь там себе найти конец кровавый,
Чтоб до тебя, чей слух отверг мои слова,
Хоть имя гордое мое несла молва.
Казалось, что судьба мне это даровала —
О том, что друг твой пал, ты слезы проливала,
Но тщетно я искал опасностей в бою:
Тит доблестью затмил неистовость мою.
Я должное ему воздать обязан честно:
Наследник цезарей, любимый повсеместно,
Тобою избранный, он первым на себя
Удары принимал, разя, коля, рубя.
А я, отверженный, безвольный и усталый,
Лишь подражал ему с отвагой запоздалой,
Я вижу, что теперь довольна ты вполне.
Что, укротив свой гнев, с улыбкой внемлешь мне.
Что нарушение запрета позабыто —
Как не простить того, кто восхваляет Тита!
Осада кончилась. Он, грозный, раздавил
Остатки жалкие былых мятежных сил.
Доделали свое огонь, раздоры, голод.
И стены древние разрушил римский молот,
Вы с Титом собрались, ликующие, в Рим,
И мне предстал Восток постылым и пустым.
Блуждал я без конца по Кесарее милой,
Где некогда любил тебя с такою силой.
Я звал тебя в стране поверженной твоей,
Следов твоих искал немало долгих дней...
Но нет! Моей тоски не описать словами.
Затем в Италию я ринулся за вами,
И там горчайший час настал в моей судьбе:
Тит, встрече нашей рад, привел меня к тебе.
Личину дружбы к вам надел я без усилий,
И вы моей любви любовь свою открыли.
Но все ж я тешился надеждою подчас:
Веспасиан и Рим разъединяют вас;
Тит, уступая им, оставит Беренику...
Но мертв Веспасиан, и сын его — владыка.
Бежать бы мне тогда! Но я решился ждать,
Чтоб друга прежнего на троне увидать.
Теперь мне ясно все. Вам брачный пир готовят.
Довольно здесь людей, что каждый случай ловят,
Чтоб лестью усладить Гимена торжество.
Я ж, кроме слез, вам дать не властен ничего,
И, мученик любви упорной и напрасной,
Я рад, что все сказал об этой скорби страстной
Под взором дивных глаз, что виноваты в ней.
Я ухожу, но знай: люблю еще сильней.

Мне даже мысль — и та, о царь, казалась дикой,
Что в день и час, когда со мною, Береникой,
Себя готов навек связать всесильный Тит,
Другой мне страсть свою так смело изъяснит.
Я речи дерзостной твоей не прерывала:
Пусть дружба на нее набросит покрывало.
И более того: я признаюсь, друг мой,
Мне горестно сейчас прощание с тобой.
Ведь так хотелось мне, чтоб принял ты участье
И в торжестве моем, и в беспредельном счастье.
За подвиги свои ты мной, как всеми, чтим.
Тит полюбил тебя, ты восхищался им.
Сроднились тесно вы, и часто мне казалось,
Что, говоря с тобой, я снова с ним общалась...