Игнат Назаров - Пьесы

Г о л о с. А если я все же пойду за ним?..

П о л к о в н и к. Нет, господин штабс-капитан, вы не сможете идти с простреленным желудком…

Тишина.

Вот так-то лучше… А теперь слушайте. Я думаю, что мы разумно поступим, если пойдем на это предложение большевиков. Мы здесь на острове как у Христа за пазухой! Пусть генерал Казанов со своим гарнизоном расхлебывает эту кашу. Наш маленький нейтралитет лучше, чем большое поражение. Завтра мы на кораблях союзников уйдем в океан. Прощай, Россия!.. Прощальный вечер в городе в ресторане «Золотой Рог». Напьемся, господа!

Возгласы одобрения… И вот уже заплакали скрипки… Низкий грудной женский голос, поющий под рыдающую гитару «Очи черные, очи жгучие…» Гул пьяных голосов, музыка, хлопушки. Сквозь все это мы слышим отдельные выкрики, обрывки разговоров.

Г о л о с а. Господа, господа! Сейчас артистами театра «Би-ба-бо» будет исполнено… (Голос потонул в шуме.)

— Милый дядя, пойми!.. Мы наживем миллион на миллион! Только лови момент!

— Генерал Казанов, говорят, скупил весь хлопок и перепродал его американцам, а доллары сложил в чемоданы…

— Не может быть! Тогда я разорен! Боже мой! Боже…

Общий шум.

— На Кубани нас били… На Дону — били… В Забайкалье, в Сибири…

— Здесь тоже…

— Скучно вы говорите, господа, скучно!

— Скажи веселей!

— Я уеду в Японию, а здесь пропади все пропадом!

— В Японии ты сойдешь за гейшу — у тебя миловидное личико. Ха-ха-ха!

— Надо думать о будущем серьезно, господа!

П о л к о в н и к. Никакого будущего у нас нет, поручик.

П о р у ч и к. Но это уже цинизм, господин полковник!

П о л к о в н и к. Это факт, поручик, мы — мертвецы…

П о р у ч и к. Однако вы пьете водку, следовательно, живы.

П о л к о в н и к. Инерция, поручик, инерция… А-а! Мой дорогой, мой любимый, талантливый мой певец Алеша! Вы один не забыли меня. Догадываюсь. Вы подошли ко мне, чтобы спеть. Ах, какая у вас в петлице чудесная хризантема!

П е в е ц. Презентую ее вам в знак особого почтения, господин полковник!

П о л к о в н и к. Нет-нет. Мне она уже… Она вам больше к лицу.

П е в е ц (беря аккорд на гитаре) . Тогда только для вас. Ваш любимый романс: «Глядя на луч пурпурного заката».

П о л к о в н и к. Именно заката. На улице уже рассвет. У них рассвет, у нас — закат… Вот мой бумажник, в нем еще миллиона полтора. Возьмите, дорогой.

П е в е ц. Но это слишком, господин полковник!!

П о л к о в н и к. Дело в том, мой милый, что мне уже никакие деньги больше не понадобятся. Берите и скорей пойте! (Строго.) Скорей!

Певец поет, аккомпанируя себе на гитаре. Выстрел. Звон упавшей на пол гитары.

П е в е ц. Боже мой! Господа, господа офицеры! Полковник застрелился! А-а!..

Г о л о с а. А это что? Что такое?! Почему погас свет?! Дайте свет! Свет! Свет!..

Последний стон гитары вытесняется звуком заводского гудка. Он все громче и громче, его подхватывают паровозные гудки, гудки пароходов и катеров. В ресторане паника — крики, визг, а музыка гудков переходит в музыку оркестра и мощную песню идущих по городу людей.

Г о л о с а. Господа, господа, в город входят красные!

— Какие красные?! Закрой окно, дура! Холодно!

— Но это же красные! Какие лохматые у них шапки!

— Это — партизаны! Партизаны идут! А-а! Спасите!

— Не ори, шлюха!..

На улице слышна песня: «Смело, товарищи, в ногу, духом окрепнем в борьбе!..»

Г о л о с а (в ресторане) . Смотрите, смотрите, на трамваях пулеметы, грузовики полны вооруженных рабочих!

— Моряки, солдаты! Солдаты нашего полка и без погон! Сволочи! Переметнулись к большевикам!

— Но это же невероятно, господа! В городе наши друзья-союзники! Огромная сила! Солдаты союзных держав! Что же они?

Г о л о с а (на улице) . Да здравствуют большевики! Ура-а!.. Лазо! Да здравствует Лазо! Лазо!

С м и р н о в. Господин Кураки, как это понять?

К у р а к и. Потома, господин Смирноф, потома… Ви лусся глядит в окно. Это кто на трамвай верхом стоит? Это есть Лазо?

С м и р н о в. Да, это он.

К у р а к и (злобно) . Осень хоросо. Осень хоросо.

На улице музыка, песни, ликование… Обычный разноголосый шум улицы. Голоса продавцов газет и цветов.

Г о л о с а. Купите подснежники, кому подснежники?! Первые весенние подснежники!

— Газета за первое апреля! «Красное знамя»! Газета «Красное знамя»! Под давлением трудящихся своих стран и боясь проникновения революционного влияния в свои войска, иностранные консулы объявили о прекращении интервенции на Дальнем Востоке!

— Военные корабли покинули Владивосток! Все, кроме японских!

— Сегодня в номере! Временное правительство опубликовало ноту протеста против японской интервенции! Прочь из Владивостока японские корабли!

Шум и крики на улице затихают. Хлопнула дверь.

К у р а к и. О-а! Адмирал Найт? Вы у меня? Какая неозиданность! Вас крейсер «Бруклин» усел из Владивостока, остановился в десяти милях от Русского острова. Что, сломалась масина или мало угля? (Смеется.) Извините, я в кимоно. Я дома, но почему вы тозе в статском?

Н а й т. Можно было бы ответить на все эти ваши вопросы, господин Кураки, и с не меньшим сарказмом. Но время — деньги. Отвечу только на последний вопрос. В штатском потому, что война кончена, господин Кураки. Уходим из этой страны. Заехал неофициально. Проститься со старым другом.

К у р а к и. Осень польсен. Просу без серемоний. Слусаю вас?

Н а й т. Как вам нравится последний меморандум Временного правительства? Газетчики кричат по городу: «Долой интервенцию!» Интервенция — это мы. И я и вы. Вам тоже предлагают убираться ко всем чертям, мой друг… Это правительство, как мне кажется, — ширма, за которой скрывается то, что составляет истинные намерения большевиков, правительства Ленина в Москве.

К у р а к и. Я склоняю голову перед васей прозорливостью…

Н а й т. А не бросилось ли вам в глаза, господин Кураки, что в военном, именно в Военном совете Приморского правительства собрались одни коммунисты, Лазо и…

К у р а к и. …Луцкий и Симбирцев — поэт и правая рука Лазо. Луцкий есе хузе — он в соверсенсстве владеет японским языком и хоросо, слиском хоросо знает мою страну!

Н а й т. Гм… Неприятные люди. И что же вы намерены теперь предпринять?

К у р а к и. Это будет зависеть от того, сто предпримете вы, мой искренний друг. И есе от того, сто сказут нам больсевики на русско-японской согласительной комиссии, которая собирается завтра. Они долзны будут принять наси условия. Им нисего не остается делать. У нас — сила, и их Ленин это осень хоросо понимает! Саю хотите, адмирал?

Н а й т. О, благодарю! Я спешу! Сегодня мы снимаемся с якоря, и… между нами… я у вас не был… Честь имею! (Уходит.)

К у р а к и (после того как хлопнула дверь) . Ангел, не селовек. Ангел. (Зло.) Я вас хоросо понял, адмирал Найт! Вы хотите, стобы мы за вас делали грязную работу, как говорят русские — «кастаны на огонь тосковать». О, проклятый русский язык!.. Нет, господин адмирал! Хозяевами здесь будем мы! (С угрозой.) Завтра мы русских поставим в такие условия!.. Ультиматум!.. Ультиматум!