Игнат Назаров - Пьесы

У с к о в. Вот это да-а-а!

Л а з о. Но только, Миша, запомни, что в то же время ты должен беречь свои силы и не тратить их попусту. Береги их для того, чтобы отдать только настоящему чувству и быть в состоянии пережить это чувство. Понимаешь?

У с к о в. Понимаю! Зря с девками не гулять.

Л а з о. Правильно. А теперь спать…

Пауза.

У с к о в. Ну что же вы, Сергей Георгиевич! Это не игра. Я уже храпанул два раза, а вы все думаете?..

Л а з о. Думаю я о Лаврове, Миша. Не подвел бы он нас сегодня в ночном бою…

Музыка. Вначале тихая, а потом все громче, громче. Выстрелы, канонада — и вот уже грохот большого боя.

Л а в р о в (кричит) . Братики! Бери коней! Бей коноводов-казаков! Они все равно продажные шкуры!

Г о л о с а. Куда?! Не цапай!

— Коней не дадим!

Л а в р о в. Отдашь, сволочь. (Стреляет.)

Еще выстрелы, крики, шум борьбы.

Г о л о с а. Стой, стой! Лавров, Ты что же это?

— Ты понимаешь, что делаешь?! Позор! Твои анархисты бегут! Они оголяют фланги интернациональной бригады. Если семеновская конница зайдет слева — погибли наши люди!

— Лавров, что делаешь? Это же наши товарищи! Их же всех порубают!..

Л а в р о в. Ну и пусть рубают! Не слушай никого, ребята. Своя шкура дороже всяких там интернационалов! Братики, на коней! За мной!

Г о л о с а. Предатель!

— Шкура!

Ржание и топот коней, крики, выстрелы.

Г о л о с. Усков, скачи к товарищу Лазо! Сообщи ему…

У с к о в. Есть!

Бешеный галоп лошади, стоп.

Л а з о. Миша?! Что там на склоне?

У с к о в. Плохо, товарищ Лазо. Анархисты бегут. Они открыли фланг интернациональной бригады, а слева на бригаду идет семеновская кавалерия! Порубают наших!

Л а з о. Ясно… Лавров — предатель! Миша! Скачи в Аргунский полк. Веди его по моему следу. Медлить нельзя ни минуты. Алеша, заводи машину! Ставь пулемет на сиденье! Патроны! Еще ящик! К сопке!

Затарахтел мотор машины. Поехали.

Теперь, Алеша, давай прямо по целине наперерез. Видишь? Справа бежит наша пехота. Слева вдали кавалерия белых. Держи между ними на полном ходу, а я буду стрелять!

Еще сильней загудел мотор машины. Ближе и ближе гиканье и свист скачущих казаков, но вот яростно заработал пулемет — вместо гиканья и свиста уже несутся крики раненых, ругань, проклятья.

А л е ш а. Ага! Повернули, повернули, товарищ Лазо! Здорово вы их! А вот и наши казаки! Аргунцы! Ура-а!

С криком «ура» мимо проносятся, свистя шашками, а р г у н ц ы.

Л а з о. Вперед, товарищи аргунцы! Не отрываться от противника!

Г о л о с а. Спа-си-бо, туварич!

— Спасибо, камрад!

— Виво Лазо! Виво Ленин!

Л а з о. Вперед, товарищи! Все вперед! За мной!..

Грохот боя, громкое и долгое несмолкающее «ура-а-а…» Музыка. Тишина.

П о л и в а н о в. Откровенно говоря, Сергей Георгиевич, я чуть-чуть сомневался в вашем решении начать атаку вечером, а не на рассвете. Теперь понимаю, что был не прав. При свете дня нам бы эту сопку не взять. Уж очень сильно была укреплена.

Л а з о. И еще одно соображение. Надо было предупредить атамана. Семенов тоже ведь думал и далее был уверен, что мы начнем на рассвете. Он тоже готовился к рассвету… Ну, а мы его поторопили.

П о л и в а н о в. И хорошо поторопили. Атаман даже вон и мундир свой парадный и папаху любимую забыл. Говорят, именно в этой американской палатке был его штаб… Однако, что же это вы, голубчик, забыли мои назидания, а?

Л а з о. Какие назидания, товарищ Поливанов? Вы о чем?

П о л и в а н о в. Удивляетесь? Мне ведь всё рассказали. Да как рассказали! С восторгом! Дескать, один, на автомобиле с пулеметом против целого эскадрона семеновцев! Постреливали из пулемета, товарищ командующий, а? Кричали: «Вперед, за мной, в атаку!» Было такое?

Л а з о. Было.

П о л и в а н о в. Ай-яй-яй! Командующий фронтом, который должен руководить всей операцией в целом, в целом! И вдруг такая частность?

Л а з о. Ну, вы, Владимир Алексеевич, как бы вы поступили на моем месте в таких обстоятельствах?

П о л и в а н о в. Я? Гм… Я бы так не смог… Не умею так хорошо, как вы, владеть пулеметом… Гм… гм… Спасибо вам, вы просто спасли интернациональную роту, наших боевых друзей: мадьяр, австрийцев, немцев… Это большое дело, дорогой Сергей Георгиевич!

За палаткой послышался шум подъехавшей машины.

Л а з о. Автомобиль, Владимир Алексеевич? Кто это к нам?

П о л и в а н о в. К нам — никто. Я — от вас. За мной машина.

Л а з о. Вызывают в Иркутск?

П о л и в а н о в. Да. Чувствую, что-то серьезное. Такое, что Семенов и вся его авантюра — сущий пустяк в сравнении с тем, что может надвинуться на нас. Получена телеграмма от Ленина. Вчера не хотел показывать ее вам перед боем. Вот копия: «Мы считаем положение весьма серьезным и самым категорическим образом предупреждаем товарищей. Не делайте себе иллюзий: японцы, наверное, будут наступать. Это неизбежно. Им помогут, вероятно, все без изъятия союзники. Поэтому надо начинать готовиться без малейшего промедления и готовиться серьезно, готовиться изо всех сил… Ленин».

Л а з о. Вот видите, а вы задержались. Конечно же вчера вам надо было ехать, а вы… обо мне беспокоились. Тоже частность, товарищ комиссар, а?

П о л и в а н о в. Молчу. Грешен. Но хорош был бы комиссар, который уезжает перед боем. Молчу… Еще скучать по мне будете.

Л а з о. Буду.

П о л и в а н о в. Вот… Ну-с, так… Здесь держите ухо востро. Затишье вряд ли будет длительным. Готовьтесь. Что делать вам дальше — сообщу. Берегите себя, дорогой! Бог весть когда еще встретимся. Бог… Ай, сила привычки! А еще комиссар! Эх… Поехали. Не прощаемся, Сергей Георгиевич, не прощаемся… До встречи!

Тревожно звучит музыка, в мелодию резко входит стук телеграфного ключа и голос П о л и в а н о в а.

П о л и в а н о в. Обманутые своим командованием, действовавшие по указке империалистов шестьдесят тысяч хорошо вооруженных солдат чехословацкого корпуса, направлявшихся к себе на родину через Сибирь и Владивосток, подняли мятеж и при поддержке белогвардейцев захватили железную дорогу… Мы оставляем Иркутск. Прикрывать отход частей, эвакуацию советских учреждений и раненых из Иркутска приказываю Лазо.

Председатель Центросибири Поливанов.

Тяжело стучат колеса бронепоезда, разноголосый тревожный гомон и крики людей, уханье пушек, взрывы, треск горящего дерева.

У с к о в. Да что же это делается, Сергей Георгиевич?! Весь Байкал в огне! Горят пароходы, станции! Вон паровоз вверх колесами в воде лежит. А люди, люди!..

Л а з о. Молчи, Миша, молчи… Людей прикроем… Не дадим в обиду. Уходим последними…

Стук колес поезда и взрывы глуше и тише, и вот уже совсем ничего не слышно, только нестройный хор мужских голосов тихо напевает песню про Байкал: «…Навстречу родимая мать! Ах, здравствуй, ах, здравствуй, родная…»