Игнат Назаров - Пьесы

Г о л о с (резко) . Поручик Смирнов! Займитесь пленными! Распелись тут еще, сволочи! Да не церемоньтесь с ними, нам некогда с ними возиться. Вы меня поняли, поручик?

С м и р н о в. Понял, господин полковник. Будет исполнено. Сотник! Показывай, кто у тебя? Почему группами стоят?

С о т н и к. А это, ваше благородие, мы их рассортировали так, значит, а уж теперь как прикажете, кого, значит, здесь… а кого куда. Вот эта группа — железнодорожники из Читы, значит…

С м и р н о в. Расстрелять!

С о т н и к. Это отряд шахтеров.

С м и р н о в. Расстрелять!

С о т н и к. Ну, а эту кучу еще не успели рассортировать, ваше благородие. Тут и немцы, и мадьяры, и русские всякие, значит…

С м и р н о в. Все равно расстрелять!.. А это что за музыка? Какие-то трубы, барабаны?

С о т н и к. А это оркестр интернациональной бригады ихней, ваше благородие. Венгерцы, значит. Бригада ушла, а оркестр замешкался. Ну, а мы его и прихватили.

С м и р н о в. А-а, венгры?! Скажи пожалуйста, венгры и тоже за советскую власть пришли воевать в Сибирь? И хорошо играют?

С о т н и к. Слыхал, у красных здорово играли, ваше благородие, а нам не хотят.

С м и р н о в. Это ж почему не хотят?! Эй, вы! Я спрашиваю, почему не хотите играть нам? Вас, вас! Вот ты с трубой? Старший? Капельмейстер?

Т р у б а ч. Я есть да, капельмейстер!

С м и р н о в. А почему не хочешь играть нам? Отвечай, сволочь!

Т р у б а ч. Потому что… мы есть играй только революсион мюзик!

С м и р н о в. Ах, вот как?! Тебе тоже революцией! А вот это ты нюхал?! Ну так слушай! Я буду стрелять вас каждого по очереди, пока не заиграете то, что нам надо! Сообразил, цыганская твоя морда?!

Трубач что-то коротко по-венгерски сказал оркестрантам, что нельзя было расслышать, и оркестранты дружно ответили ему: «Я! Я! Я!»

Т р у б а ч. Я быстро советовал со своим оркестр, теперь мы все готовы играй «то, что надо»!

С м и р н о в. То-то же! Начинай! Как махну наганом. Ну! И-и-и раз!..

И оркестр заиграл… «Марсельезу».

Что играете, сволочи?! Что играете?! «Боже, царя…» давай! Ах, так? Тогда я начинаю с барабана!

Выстрел и барабан умолк. Выстрел, и умолкает бас… А оркестр все продолжает играть, прерываемый одиночными выстрелами из нагана, и оттого, что из оркестра выпадают отдельные голоса, мелодия «Марсельезы» с каждым выстрелом звучит по-иному… и вот уже играет одна труба… Выстрел… Умолкает и труба на последней высокой ноте, и звук ее эхом несется над Байкалом долго-долго и постепенно замолкает…

Пауза.

Станция Чита. Фыркают паровозы, лязгают буфера вагонов. Деловая перекличка гудков, рожков стрелочников, голоса сцепщиков вагонов.

П е р в ы й р а б о ч и й. Всю станцию забили составами! Разберись тут, кого первого пропущать. Где наши, а где кто? И бронепоезд на парах.

В т о р о й р а б о ч и й. Бронепоезд наш! Вишь, надпись на нем «За власть Советов!»? Чего тебе еще надо?

П е р в ы й р а б о ч и й. А того! Бронепоезду приказано открывать путь последнему… А это что на заборе? А ну, Иван, посвети фонарем своим! Гляди, листовка! Читай, я без очков не вижу.

В т о р о й р а б о ч и й (медленно читает) . «Братья трудящиеся! Наши классовые враги — капиталисты и их прислужники — оказались сильнее нас в данную минуту…» Не могу читать!.. Такое…

П е р в ы й р а б о ч и й. Читай! Давай всю беду до конца!

В т о р о й р а б о ч и й (читает) . «Пусть погибнем мы все, но мы знаем, что вслед за нами придут новые тысячи других, свежих, сильных и мужественных борцов за счастье обездоленных…» Не могу больше. В городе уже белые, понял… А тут… Вон слышишь, в том классном вагоне музыка. Это анархисты. Они, говорят, ограбили банк в Чите. Я сам видел, как они целыми кусками золото тащили в свой вагон. Теперь гуляют, гады. Слышь, слышь, горланят!..

Под гармошку пьяные голоса: «Цыпленок жареный, цыпленок пареный! Цыпленок тоже хочет жить!», «За здоровье нашего дорогого товарища Лаврова!»

Г о л о с. А здорово мы, товарищ Лавров, сорвали банк в Чите!

Л а в р о в. Белые ударили по красным, а мы по банку — и в холодок. А впереди безбедная старость. Так-то работать надо, братишки! Ха! Ха!

Г о л о с а. Да за границей без золотишка не проживешь.

— Можа, нам к атаману Семенову примкнуть. Он тоже туда драпанул, а?

— А что? Я у него служил. За два года ни одного худого слова, окромя как сволочь, от него не слыхал.

— Да чего тама? Хороший был атаман!

Смех.

Л а в р о в. Пошли они все!.. Мы сами себе атаманы!.. Дай-ка душу сполоснуть!

Г о л о с. Брокар будешь пить?

Л а в р о в. Не, духи не пью. Одеколон давай! Теперь на него мода. Голый спирт и запах духовитый. Ну, ваше здоровье! Иех! Ум меркнет, язык немеет.

Г о л о с. А сколько же в этих кусках золота миллионов будет?

Л а в р о в. Сколько есть, все наши.

Г о л о с. Товарищ Лавров! Только дели поровну. Чтоб тебе хорошо и мне хорошо. Тебе палец отруби — болит, и мне палец отруби — болит. Всех равняй.

В т о р о й г о л о с. Тихо ты про золото! Лазо узнает…

Л а в р о в, Что — Лазо? Лазо теперь не до нас? По всей Чите слух гуляет, что большевики укатили с золотом в Китай. Меньшевики и эсеры — эти милые дружки — уже трезвонят об этом во все свои колокола, так что Лазо теперь только оправдывайся знай. Ха-ха! (Поет.) «Его поймали, арестовали, велели паспорт показать…» Будь здоров, товарищ командующий Лазо!!

Тяжко дышит паровоз бронепоезда.

У с к о в (испуганно) . Куда вы одеваетесь, Сергей Георгиевич?

Л а з о. В город, Миша.

У с к о в. Там же белые, а вы еще и без оружия?!

Л а з о. Так надо, Миша.

Входит П а в е л И л ь и ч.

П а в е л И л ь и ч. По вашему приказанию машинист прибыл, товарищ Лазо.

Л а з о. Доброе утро, Павел Ильич!

П а в е л И л ь и ч. Паровоз на парах. Можно трогать, Сергей Георгиевич.

Л а з о. Вот в чем дело, Павел Ильич… Нас обвиняют в трусости и в грабеже! Я должен явиться на суд.

П а в е л И л ь и ч. На чей суд?! Это провокация, ловушка! В городе уже белогвардейцы, меньшевики и эсеры с ними заодно. Это они раздувают клевету о том, что не анархисты, а большевистские комиссары ограбили банк и бегут в Китай. Они и суда требуют!

Л а з о. Вот я и пойду в суд, чтобы разоблачить их клевету перед народом.

П а в е л И л ь и ч. Это будет не суд, а расправа.

Л а з о. Пусть расправа, пусть смерть…

П а в е л И л ь и ч. Вот как?.. Смерть? Берите голову, нате! Жертвую?!

Л а з о. А знаешь, что если надо — то и голову… Да. Дело не во мне. Народ должен знать правду.

П а в е л И л ь и ч. Народ знает правду. А я тебя не пушу!

Л а з о. Павел Ильич!.. Да ты что, в конце концов! Ты забылся? Командующий я…

П а в е л И л ь и ч. Ах, такой разговор?! Понятно. Дисциплина. Ты — командующий, а я — машинист. Но я еще и секретарь партячейки, если ты не забыл?! И твое заявление в партию у меня. Вот оно. Читаю: «Заявление…» Так-так… Вот. «Впереди предстоит огромная, тяжелая и жестокая борьба с интервентами и белогвардейцами… Нас, возможно, ожидает глубокое подполье… пока на помощь не подойдут силы Красной Армии из Советской России. Я прошу вас оказать мне полное доверие — принять меня в ряды Коммунистической партии! Август, 1918 год. Сергей Лазо». Ты писал вчера это заявление или не ты, товарищ Лазо?