Николай Мирошниченко - Пьесы

С о р о к и н (цепляясь за мысль) . Вот именно, Андрей Иванович! В корень, можно сказать, смотришь. Ну, разоблачишь ты старика, а какой тебе с этого навар? Случись со мной что, ноги, к примеру, откину… С кого спрос?

К о л о б о в (возмущенно) . Ну и мастак вы, Клим Елизарович! То будто паутиной обволакиваете, то жало показываете.

Звонит телефон.

С о р о к и н. Пускай тарахтит. Гостей мне не надо. (Наполняет рюмку.) Я сам себе сегодня гость. Ты выпить со мной брезгуешь… (Качает головой.) Нюх у тебя, Колобов… Ингу небось тоже турнешь?.. (Выпивает.) Она штучка еще та… Гусыня самого раннего выводка. Оттого, видать, и строптива. Будь ты поласковее, я бы кое-что порассказал… (Тоном заговорщика.) Про того же Самарина. С двойным дном хлопчик, учти.

К о л о б о в (отдавая письмо) . Я думаю, у вас достанет мужества рассказать обо всем на совете старейших. Они выдвинули вас в совет, им и решать вашу судьбу.

С о р о к и н (растерянно) . Как?.. Такую бумагу и без всякой расписки? А если я ее того?

К о л о б о в (сурово) . Как бы вы теперь ни поступили, имя революционера-ленинца Кирилла Елизаровича Сорокина будет восстановлено! Прощайте. (Уходит.)

Сорокин смотрит на дверь, молча обходит коллекцию грамот, останавливается напротив тельняшки.

С о р о к и н (сокрушенно) . Все пошло прахом… Нету больше старейшего большевика. И слава, и почести, и квартира…

Звонит телефон.

Растоптал, как навозного жука. (Внимательно вглядывается в конверт.) Сорок четыре года минуло… И на тебе: всплыла правда-матка… Кому она нужна? Кириллу? Ему все равно… Я ж и про его дела рассказывал. А что себе их приписывал… ну так вышло… Живым больше веры. Кто-то должен вспоминать про революцию… Я не щадил живота. Инга подтвердит. (Хватается за голову.) А это мысль! Хорошо, что я про нее ничего такого не сказал… Соберем со всех дружин, а еще лучше со всех отрядов отзывы пионеров… (Смотрит на грамоты.) И эти регалии приложим к делу. Пока Колобов будет загорать в крае, я тут кое-что проверну… (Наполняет рюмку.) За воскрешение Кирилла Елизаровича и за спасение его кровного братца! (Пьет.)

Минуло несколько лет.

Просторный кабинет первого секретаря крайкома комсомола. Настенные часы бьют одиннадцать. В кабинете накурено. С а м а р и н сидит в кресле. На подлокотнике — пепельница, полная окурков. К о л о б о в медленно ходит по кабинету, слушает Самарина. Оба заметно изменились…

С а м а р и н (заискивающе) . Я не хотел отнимать у тебя столько времени. Ты первый секретарь краевой организации, под твоим началом четыреста тысяч. Дел, конечно, невпроворот. Но я тоже твой, так сказать, подопечный. Положение у нас разное. Тебя за эти годы вознесло, а я… (Спохватившись.) Видимо, каждому свое. (После паузы.) Политов был к тебе ближе, но ведь и я не враг. Ты растил его, я тоже… Мы с ним не один год проработали вместе. Случались иногда крутые разговоры. Я, как первый секретарь горкома, обязан был поправлять молодого секретаря райкома. Все было бы хорошо… Не спутайся он…

Телефонный звонок. Колобов, обойдя стол, поднимает трубку.

К о л о б о в (в трубку) . Да-да! Заказывал. Девушка, соедините меня с Васенковским роддомом… Что? С главврачом, пожалуйста… Уже поздно? Тогда с кем-нибудь, кто может дать справку. (Прикрывая трубку, Самарину.) У нас там секретарь райкома комсомола никак не разродится. Огонь дивчина, а в этом деле пасует. (В трубку.) Опять крайком комсомола беспокоит… Родила?! Пацана?! Сколько? Почти четыре? Молодец Соломенцева! Как она себя чувствует? Нормально? Поздравьте ее от всей души. Скажите, что мы к грамоте ее представим. (Смеется.) Спасибо!.. Как кто говорит? Простите, я забыл представиться. Скажите, что Колобов звонил. До свиданья. (Самарину.) Продолжим, я тебя слушаю.

С а м а р и н (раздумчиво) . А ты постарел. Недавно за тридцать перевалило, а на висках седина. Не щадят нас годы, Андрей. С женой отношения наладились?

К о л о б о в (сдержанно) . Все перетерлось. Мало я ей внимания уделяю. Все работа, работа… (Смотрит на часы.) Однако мы, кажется, от главной темы уклонились.

С а м а р и н (вздыхая) . Из Сереги мог бы со временем вырасти хороший работник. Хваткий был паренек…

К о л о б о в (перебивая) . Твоя версия, что Серега спутался с Черновой, — мыльный пузырь! Чернова работала инструктором. У нее плохо складывались семейные дела. Она собиралась уехать. А Серега ее не отпускал. Не хотел терять хорошего работника. И тут вмешался ты, Самарин. Искусственно все запутал. Довел парня до бюро. Я не хочу вдаваться в детали, но твердо убежден, что его смерть и на твоей совести…

С а м а р и н (пытаясь встать с кресла) . Ты такими словами не бросайся. Мою совесть через лупу, можно сказать, разглядывали. Смерть Политова для всех нас загадка. Кто бы мог подумать, что он в шестибалльный шторм вздумает выйти в море. Парусник заметили, когда тот был уже далеко. (После паузы.) Если все, кому объявляются взыскания, будут кидаться в море, то сам понимаешь, что из этого получится. (Возмущенно.) Мальчишество!

К о л о б о в (открывая сейф) . Ты говоришь, что твою совесть разглядывали через лупу… И признали ее чистой. А вот совет старейших большевиков требует исключить тебя из партии. Значит, не все признали твою безгрешность.

С а м а р и н (порывисто и зло) . Я вижу, куда ты клонишь. Бить лежачего, Колобов, — дело нехитрое. Я пришел к тебе, чтобы посоветоваться. Завтра решается моя судьба.

К о л о б о в (показывая конверт) . Это письмо Сереги Политова… Написано оно сразу после бюро… твоего последнего разговора с ним…

С а м а р и н (достал папиросу, рассеянно ищет спички) . Приберег на закусочку? Я знал об этом письме. Уверен, что Политов сгоряча написал такое… Хочешь зачитать на бюро?..

К о л о б о в (в раздумье) . Раз ты пришел на исповедь, то я прочту его только тебе. Может, так будет лучше… Мне тоже кое в чем надо разобраться. (Вынимая письмо из конверта, смотрит на Самарина.) Но прежде разреши задать тебе еще один вопрос. Во что ты веришь? Веришь преданно, убежденно, без оглядок и со мнений? И, если можно, давай начистоту.

С а м а р и н (гася папиросу, нервно) . Начистоту так начистоту. (Задумывается.) Мне кажется, что эпоха фанатичной веры канула в Лету. Может, я, конечно, ошибаюсь. Но я попытаюсь привести некоторые аргументы… Нас называют по-разному. Дети войны. Обездоленное поколение. Дети сурового времени. Иногда даже поколением культа… В общем, кто во что горазд. Мировоззрение нашего поколения действительно формировалось в сложное время. Вряд ли надо объяснять, что я имею в виду. С пеленок нас учили верить в личность. И мы верили. Верили убежденно, преданно и без сомнений. И что же? (После паузы.) Затем мы стали постепенно, но уже с оглядкой привыкать к другой личности. И вскоре почти поверили в нее. И тоже почти убежденно и почти преданно. (Помолчав.) Но был октябрь шестьдесят четвертого… (Тяжело вздыхает.) А сколько ударов, так сказать, местного значения выпало на нашу веру. Взять, к примеру, того же Сорокина. (Упавшим голосом.) Завтра на бюро тоже могут нанести удар по вере… Нет, Андрей, мы, кажется, заболели сомнением… Подозреваем друг друга в неискренности. Вот ты меня уже несколько часов слушаешь, а не веришь.