Маттиас Андерсон - Acts of Goodness

Виолета. Меня зовут Виолета, мне двадцать один год, я живу в Бухаресте, в Румынии. Когда вы говорите о доброте или добрых поступках, я вспоминаю одну историю, которую пережила наша семья несколько лет назад. Дело было так: мой папа однажды помог одной женщине, которую избивал ее муж, и теперь этот мужчина разыскал моего отца и трижды выстрелил ему в грудь. Он хотел убить его, но мой папа выжил, хотя это и кажется невероятным. Потом был суд, и преступника обязали выплатить моему отцу большую компенсацию. Но папа сказал, что ему не нужны эти деньги, потому что он не считает себя жертвой, и если кому и надо выплачивать компенсацию, так это детям преступника, потому что настоящие жертвы — именно они. Отец даже добивался, чтобы этому человеку снизили меру наказания — мол, само его преступление уже достаточное наказание. А я вообще не понимала: как можно едва не лишиться жизни, а потом начать симпатизировать человеку, который пытался тебя убить? Потом уже я узнала, что существует такое понятие, как стокгольмский синдром, когда жертва испытывает сочувствие к преступнику. И много думала о том, действительно ли это стокгольмский синдром или просто человечность и милосердие… К слову сказать, у моего папы очень много долгов, и так было всегда, сколько я себя помню, это одна из его самых больших проблем, эти деньги ему бы еще как пригодились, он мог бы начать с начала, со всеми бы расплатился и никому бы не был должен… Так что тогда, когда это все случилось, мы, его дети, были очень возмущены его поступком…

Марко. Меня зовут Марко, мне двадцать семь, я живу в Бари, в Италии. Несколько лет назад я работал с одним парнем, который рассказал мне удивительную историю. Он сам был из Афганистана, беженец, приехал сюда на одной из этих страшных лодок, которые возят людей через Средиземное море из Северной Африки или Ближнего Востока в Европу. Вот как он описывал свое путешествие: народу оказалось больше, чем могло уместиться на борту, кто-то упал в воду и утонул, днем было невыносимо жарко, ночью из-за леденящего холода несколько человек замерзли насмерть, все загибались с голоду и были жутко напуганы. В какой-то момент мой знакомый пересел на другой борт, где было место поудобнее, и тогда на него набросился один иранец. В Иране ненавидят афганцев, и иранец принялся оскорблять и зверски избивать его. А вместе с ним еще несколько человек. Они испытывали такую ненависть к этому парню, что даже угрожали выкинуть его за борт. Однако он каким-то образом уцелел и добрался до Европы, а дальше им предстояло пройти пограничный контроль. Афганцы тогда пользовались в Италии статусом беженцев, а иранцы — нет, то есть афганцы могли оставаться в ЕС до тридцати дней. И вот, значит, стоят они в очереди на контроль, и иранец, который пытался выкинуть афганца за борт, оказался перед ним. И афганец слышит, как тот пытается обмануть пограничников и говорит, что он из Афганистана, а пограничники ему не верят, и тогда афганец почему-то решил вмешаться и говорит, что да, мол, этот мужчина действительно из Афганистана, что они двоюродные братья, и показывает свои документы. Короче, вот так вот взял и спас человека, который всего сутки назад пытался его утопить.

Фелипе. Меня зовут Фелипе, мне двадцать четыре года, я из Барселоны, из Испании. Два года назад я окончил университет, где изучал экономику, но из-за того, как сейчас у нас здесь обстоят дела, найти работу по профессии было совершенно невозможно. У моего старого знакомого была фирма по производству плитки, и я попросился к нему на работу. Он взял меня, хотя и не очень охотно, я проработал полгода, а потом он позвал меня к себе в кабинет и сказал, что, к сожалению, вынужден меня уволить. Странно было, что все остальные сотрудники остались, и даже те, кто пришли позже, чем я. Я считал, что вполне справляюсь со своими обязанностями, и очень разозлился на него и расстроился. Однако через год мне удалось наскрести немного денег и открыть собственную маленькую фирму по ремонту электроприборов. Дела пошли лучше. И вот как-то осенью звонит телефон: это был он! Выяснилось, что он потерял все: фирму, деньги, квартиру. Они с женой и маленьким сыном оказались на улице. И теперь он умолял меня о помощи, спрашивал, нельзя ли им несколько дней пожить у меня. И тогда… Хотя я все еще был очень обижен, я… я не смог ему отказать. Я пустил их к себе, и они прожили в моей квартире больше года. Я дал ему работу в своей фирме, и теперь считаю его одним из самых близких друзей.

Трифа.Меня зовут Трифа, мне двадцать восемь лет, я живу в Роттердаме, в Голландии. Я думаю об одном человеке, который совершил хороший поступок, полностью изменивший мою судьбу и судьбу моей семьи. Это случилось еще в Турции, когда я была маленькая. Моих родителей преследовали, потому что они состояли в курдской оппозиции, и все боялись нам помогать, так как любому, кто согласился бы нас укрывать, грозили заключение и пытки. Когда бабушка сказала, что у нее мы оставаться больше не можем, податься нам было некуда. Но одна женщина, которую мы знали через каких-то знакомых, пустила нас в свой подвал. Муж ее был военный, то есть он воевал на стороне тех, против кого боролись мои родители. Несмотря на это, его жена спрятала нас у себя. Через какое-то время муж прознал об этом, и она долго, изо всех сил уговаривала его потерпеть, что им приходится рисковать ради нас. Однажды вечером они поругались… Мы снизу все слышали: как они поссорились и как у мужа началась паника, что нас найдут, и как он выдвинул ей ультиматум. Но она ответила, что, если он выкинет нас на улицу, она уйдет с нами и никогда к нему больше не вернется. То есть почему-то продолжала защищать нас. Она поставила на кон все, что у нее было, и муж в конце концов послушал ее. Мы прятались у них еще месяца два и благодаря этому смогли уехать, уехать из Турции… Но разыскать эту женщину нам потом так и не удалось.

Джейкоб.Меня зовут Джейкоб, мне восемнадцать лет, я живу в Ньюкасле, в Северной Англии. Я транссексуал, родился девочкой, но всю жизнь хотел стать мальчиком. Последние годы я ношу мужскую одежду и сейчас жду операцию по коррекции пола. Я изучаю философию в университете Ньюкасла, но в эти выходные ездил домой, в Честер-ле-Стрит, маленький городок, где я вырос. У меня там осталась только одна подруга, и она уговорила меня пойти выпить в единственный клуб в городе. Там тусуются идиоты, которых я помню с детства, такой же рабочий класс, как и я сам. Место правда отстойное, куча левого народа. Парни строят из себя здоровых, крутых альфа-самцов, девчонки обязательно на каблуках и в коротких юбках. Все тут же нажираются. Для транссексуала сходить в таком месте в сортир — и в страшном сне не приснится, но мне очень уж надо было отлить. Так что захожу я в мужской туалет и, глядя в пол, пробираюсь к писсуару. Но выходя, случайно встречаюсь глазами с одним парнем, который стоит у раковины и моет руки. Я помню его по начальной школе, Том, огромный бритый бычара. Хулиган типа. Он смотрит на меня немного озадаченно, но ничего не говорит. Я поскорее ухожу к своей подруге. Чуть позже тем же вечером этот Том оказывается рядом со мной у барной стойки. И говорит: «Ну и че с тобой не так?» Сейчас начнется, думаю. А он просто продолжает со мной разговаривать. Оказывается, он узнал меня — вспомнил, что я был девчонкой и что мы ходили в одну школу. Стал расспрашивать, почему я решил сменить пол и всякое такое и как меня теперь зовут. Потом представил своим друганам, говорит: это Джейкоб (это теперь мое имя). И я… я был так счастлив. Весь вечер просто летал от счастья. Как он со мной разговаривал, как сказал своим приятелям: «Я его знаю», хотя знал меня как девчонку. Он отнесся ко мне совершенно нормально, принял таким, как я есть, это произошло совершенно неожиданно, он, наверно, даже сам не понял, что совершил хороший поступок.