Андра Теэде - Эстопласт

Эстонец: Нет, Сергей, здесь все наше. Если ты хочешь жить в Советском Союзе, можешь возвращаться туда.

Русский: То есть как это — возвращаться? Мой дед погиб в Великую Отечественную войну. Освобождая вас. От фашистов.

Эстонец: А мой дед умер в Сибири.

Русский: Вы слабаки. Вы, эстонцы. Если бы не Красная Армия, здесь были бы фашисты.

Эстонцы: А пришли красные — и начали высылать людей в Сибирь.

Русский: Я не стану жить рядом с фашистами.

Пауза.

Эстонец: Сергей, отчего мы не можем жить в мире, как соседи?

Русский: Ну, почему же… С 74-го года в одном доме живем — и ничего.

Эстонец: Я не о том. Почему мы не может просто быть мирными соседями?

Гардероб. Калле снимает робу, надевает фланелевую рубашку.

Калле: Да, мы здесь всей семьей, все пятеро. Я вот как раз робу в шкафчик вешаю. Припозднился сегодня, станки малость приводил в порядок, они постоянно требуют ухода. Время позднее, матушка уже ушла. Она на меня ворчит, когда я задерживаюсь — ей-то одной приходится домой ехать. Супруга моя давно уже дома, ей в утреннюю смену; скучает, наверно, по мне. Я люблю пешком идти домой, свежий воздух и движение лучше любого лекарства. На работе мне нравится. Люди у нас удивительно приятные. Иначе разве я столько лет выдержал бы? Я сорок лет с пластмассами, с 1947 года, тогда еще была артель «Престо». Времени-то сколько прошло, нынче Рождество на носу, значит, еще годик миновал. Работать всюду надо. Вот у меня работа очень интересная, очень. Делаю в эксперименталке образцы; сложно, но мне это нравится. Пальцы-то у меня не грубые, а напротив — тонкие и чуткие. Так уж я устроен, что не топором махать мне выпало, а тонкую работу выполнять, я всегда любил делать разные крохотные вещи. Не могу сказать, прав я или нет, только по-моему очень важно работать не в одиночку, а с другими людьми. Когда все друг к другу доброжелательны, готовы помочь, доверяют тебе, тогда и работа спорится. Я, между прочим, кавалер ордена Трудового Красного Знамени. Не думайте, я это сказал не для хвастовства, а чтобы вы понимали, как я люблю свою работу. В моей комнате трудятся семеро мужчин, со всеми я в хороших отношениях, знаком со всеми их женами, все они на моей свадьбе гуляли. Большинство наших живет в Ыйсмяэ, так что собираться нам не проблема. Жаль было бы отсюда уходить, ведь это мой второй дом. Жена тоже работает на «Эстопласте», я уже сказал, двое наших детей тоже здесь. Я своими детьми горжусь, и женой, и матушкой своей. Все мы здесь вместе, все друг другу помогаем, делаем нужные людям вещи. Вряд ли есть в Эстонии дом, в котором не найдешь светильник «Эстопласта», который своим светом создает уют. Да и в Москве — мимоходом заглянешь в окна, а там наши лампы. Сработанные мною, моей семьей, моими друзьями. У меня в доме все лампы и выключатели с «Эстопласта». Самая высшая, самая благородная радость — это радость труда. А наша самая большая радость — свет, нашими руками сработанный.

Паула: Я здесь еще со времен артели «Престо». Поначалу была бухгалтером. Я еще в девчонках усвоила, что мир чисел — самый чистый, ясный и понятный. Поступила в город, в техникум, жила у тети, и все училась-училась, иногда по поздней ночи корпела над учебниками. Я знала, что стану бухгалтером, но что мне сразу же придется стать бухгалтером в артели с большим балансом, понятное дело, не предвидела. Работа была чистая и интересная, я утром приходила на работу с первыми лучами солнца, у меня был свой кабинет, дверь запиралась. Я там всю бумажную работу делала, иной раз дверь нараспашку, бригадиры то и дело заходят — кому нужно нормативы посмотреть, кому материал вытребовать. С материалами поначалу просто беда была. Бакелитовый порошок нам доставляли самолетом, но доставка была так плохо организована, что иной раз мы неделями сидели без порошка. Работа стоит, мужики перекуривают и ждут. Иной заходил ко мне в кабинет, поточить лясы. Калле тогда был еще бригадиром прессовщиков бакелита, но ему до всего было дело. Такой высокий мужчина, синеглазый, спортивного сложения, вот только немного замкнутый, молчаливый. От него несло бакелитом, вонь такая, вроде кошачьей мочи, неприятно, но понемногу привыкаешь. Я тогда думала: чего это ты все время сидишь у меня, разговоров не разговариваешь, да еще бакелитом от тебя воняет. Да и бабы интересовались, чего это Калле все сидит у меня да сидит. Я сама начала говорить с ним, когда он заходил, ведь невежливо сидеть, уткнувшись в свои цифры, когда у тебя гость. Потом мы с ним однажды в кино ходили и прогуливались. Так вот и тянулся этот флирт, мне парень сразу понравился, но на работе все-таки перед народом неловко, все на тебя смотрят. А тут артели начали объединять в «Эстопласт», это было интересно. Нам построили кафе, котельную и все такое прочее, перебои с материалом закончились, и мы очень скоро увеличили продукцию на 20 процентов. Построили душевые. Калле начал принимать душ, от него уже меньше несло, а скоро он перевелся на экспериментальный участок. Я тоже захотела перейти на производство, условия улучшились, а на производстве зарплата намного больше. Калле решил, что нам надо съехаться, дела уже зашли так далеко. А семьей и квартиры легче добиваться. Мы и так слишком долго женихались. В тот раз было воскресенье, я все утро думала, чего надеть, белое платье в то время не разрешалось, я была в бледно-розовом, на фотке все равно вышло, как белое. А Калле пришел как обычно на работу, без галстука и вообще. Весь день я работала на вакуумном прессе, устала, затем наступил обеденный перерыв. Я сменила рабочий халат на свое платье и вышла за ворота, а сердце-то так и колотится. Мы встретились на углу Пярнуского шоссе, Калле пришел несколькими минутами раньше меня, чтобы никто не узнал. Я не разрешила. Он взял у тетки старые потускневшие обручальные кольца, ювелир их переплавил, так что в ЗАГС мы пришли с кольцами, ЗАГС тогда был на улице Пикк. Тогда еще считали, что обручальное кольцо — христианский символ, и советским людям надевать его негоже, но Калле заранее туда ходил, объяснял, что если главы правительства и партии не стесняются носить кольца, так отчего нам нельзя. Оказалось — можно. После регистрации вернулись на завод, оба немного опоздали с обеда. Я села за пресс, а Калле таинственным видом ходил по цеху, занимался своим делом. Когда один парень спросил, чего он все время улыбается, мне кровь бросилась в голову, я вся покраснела. Несколько месяцев наш брак оставался тайной, нечего посторонним всё знать, решили мы. Может, так никто и не узнал бы, если бы в кружке народного танца мой партнер не обратил бы внимания на кольцо и не поднял бы шум. Все так удивлялись. Да, да. Все удивлялись, как это мы так долго хранили в тайне свой роман, да и о свадьбе никто не слыхал. А мы справились, мы очень хорошо справились. Потом уже в заводском подвале устроили свадебное торжество, всех пригласили. Даже директор пришел, выпил рюмку за новобрачных. Я никогда не была так счастлива, как в те дни. Хорошее было время…