Александр Старчаков - Патент 119

Рудольф.Я слушаю.

Блех.На случай окончательной катастрофы мы должны подготовить отступление… У меня есть одна лазейка. Все это сейчас зависит от вас, Рудольф. (Роется в столе.) От имени Анни я буду просить у вас жертвы…

Анни.Анни должна присутствовать? Может быть, ее можно избавить от унижения… (Идет на лестницу, на верхнюю площадку.)

Блех (Рудольфу). Видели — гордость. Ее особенно нужно оберегать… (Достает бумаги.) Мой мальчик, я вас нашел, я вас открыл, дал возможность подняться…

Рудольф.Я всегда помнил это, господин Блех.

Блех.Вы помните хорошо наш договор?

Анни (с верхней площадки). О чем ты спрашиваешь? Рудольф — романтик.

Рудольф.Я никогда ни на минуту не забывал о договоре.

Блех.Вы получаете триста марок в месяц, премии за каждое изобретение и полпроцента от заказов. За это вы обязуетесь передавать все ваши изобретения мне, директору завода, на мое усмотрение.

Рудольф.Да.

Блех.Превосходно. Пункт восьмой гласит: в случае патентования любого из ваших изобретений — патент берется на имя Конрада Блеха. Имя Рудольфа Зейделя в патентах не упоминается. Этот пункт, кажется, наиболее тяжел для вас…

Рудольф.Да.

Блех.Что поделаешь! Уничтожая свою личность, вы подняли завод на колоссальную высоту. Как незаметный солдат, серый герой. Но не думайте, Рудольф, что и мне не тяжела моя миссия — носить на себе чужую славу.

Анни.Рудольф… Примирение и понимание. (Бросает ему цветок.)

Блех (поднимает цветок, подает Рудольфу). Дама — странствующему рыцарю. (Смеется.)

Рудольф (берет цветок, глядит на Анни). Примирение и понимание.

Блех.Так вот: сто восемнадцать патентов Конрада Блеха — это сто восемнадцать гениальных изобретений Зейделя. Не мое — его имя должно греметь по всему свету. И я это сделаю. Я к этому иду.

Анни.Браво, папа! Ты всегда был элегантным человеком.

Блех.Ого, мы еще поживем! Срок договора истекает сегодня. Я предлагаю продлить его еще на три года — на тех же основаниях.

Рудольф.Еще на три года?

Блех.Как раз кризисное время… Голубчик, вне завода и без меня вы будете продавать спички на улице. Вам никто не поверит, что вы автор патентов Блеха.

Рудольф.Еще три года продавать самого себя?

Блех.Дитя мое, все — товар. И гениальность — товар.

Рудольф.Позвольте мне подумать…

Анни свистит на площадке.

Блех.Я принужден быть жестоким, мой дорогой мальчик. Вы сами поблагодарите меня когда-нибудь. Подписывайте.

Анни.Господа, кончайте эту тяжелую сцену!

Рудольф.Хорошо. (Берет перо.)

Блех.Внимательно прочтите приписку к договору.

Рудольф читает. Анни продолжает свистеть.

Рудольф (тихо). Я не могу подписать.

Блех.К ста восемнадцати патентам вы прибавляете еще только один. В чем дело?

Рудольф.Этого патента я не могу отдать, господин Блех.

Блех.Почему?

Рудольф.Ничего лучшего я никогда не создам. Это моя главная, моя капитальная ставка.

Блех.Вздор, вздор! Шутя придумайте сотню еще и не таких штучек.

Рудольф.Шутя? Бессонные ночи, по двадцать сигар в ночь… Шутя! Вы сладко спите, господин Блех. У меня болят глаза, болит мозг. И вам к утреннему кофе — новый гениальный проект на блюде. Гениальный! Пусть это моя высокомерная глупость, — в такой глупости — тоже вдохновение. Я — есть я. Завтра — продавать спички? Пусть нищенство, голодная смерть! Но, понимаете, покуда не высунется язык, хочу повторять: это я, я, не призрак, не аноним, Рудольф Зейдель! Берите все, но этот — сто девятнадцатый — мой. Вы не знаете, о чем я мечтал, работая. Надежда… Хотя бы призрак славы… Призрак свободы… Все-таки я хочу большего, чем триста марок. Анни, мне трудно отказывать. Плюнуть в самого себя… Зачеркнуть…

Анни.Какие тяжелые дни!

Блех.Голубчик, вы все воспринимаете слишком болезненно. Тяжелые времена. Выпьем кофейку.

Анни спускается по лестнице. Звонит телефон.

Блех(бросается к трубке). Биржа!

Анни, спустившись, заваривает кофе в электрическом кофейнике, потом достает из стенного шкафа бутылочку ликера.

Анни.Мне хочется кричать от боли… От боли; и беспомощности.

Блех (в телефон). Берите машину… Мюллер, я говорю, немедленно берите машину. Я жду. (Кладет трубку.) Надежды, кажется, никакой…

Анни.Это — с биржи?

Блех.Да. Общее падение.

Анни.Как же, папа?

Входят Липкеи двое служащих.

Липке.Доброе утро, господин Блех.

Блех.Депутация?

Липке.От служащих, господин Блех. Мы собрались в конторе…

Блех.Ну?

Липке.Распространился тревожный слух…

Блех.Что контора не будет платить жалованья, что всех выкинут на улицу?

Липке.О, господин Блех, мы не позволим себе даже подумать о таком ужасе!

Блех.Пойдемте, я поговорю… Мужества, мужества, господа! Что такое — повесили носы? Будьте мужчинами, чёрт возьми!

Блех, Липке и двое служащих уходят.

Анни (Рудольфу). Два слова, о моем отце. Он испортился, он был лучше. Он растерян. Говорит глупости, шумит и в глубине понимает, что погиб. Мне его жалко. Мы с вами, Рудольф… О, жизнь впереди! Но папочка!.. Опять все сначала. Столько лет он карабкался наверх! И когда вот — свой дом, обеспеченная старость — крах… Быть может, придется расстаться даже с этим домом. (Чокается.) Ну, за что же?

Рудольф.Простите меня, Анни, я недостойно раскричался.

Анни.Руку! (Встряхивает его руку.) Забыто. (Поправляет цветок в его петлице .) Я не хочу, чтоб вы думали обо мне вкривь и вкось.

Рудольф (берет ее за руку). Можно? (Целует.)

Анни.Можно, конечно, можно. (Кладет ему руку на плечо.) Я беспомощная, я ничего не умею, — спорт, немного музыки. Я потребительница индустрии Люкс. Элегантная женщина из промелькнувшего лимузина. Правда? Ведь вы — так думаете обо мне?

Рудольф.Бог знает, что вы говорите, Анни!

Анни.Когда вы еще жили на чердаке и каждое утро на свет разглядывали ваши единственные панталоны, вам чудилась подруга: честная блондинка, с душой возвышенной, как облако, и чистой, как источник. Вы искали Маргариту — и не нашли. Голубчик, их нет больше! После войны вы не заставите элегантную женщину, если она не голодна, пачкать руки и потеть во имя принципов и добродетели. Но зато мы умеем рассказывать сказки, — забудете человечество, лежа на подушке рядом с какой-нибудь пепельноволосой головкой. Двадцать раз назовете паразитом такую продувную мордашку, бормочущую напомаженным ротиком упоительный вздор. В двадцать первый честно сознаетесь: она вещественнее ваших бредней о человечестве.