Александр Старчаков - Патент 119

Блех бросается в кресло, обхватывает голову, раскачивается. Анни садится напротив него, растерянно глядит на отца.

Блех.Боже, боже, боже, боже!..

Анни.А наш автомобиль?

Блех (не открывая лица). К чёрту автомобиль!

Анни.Что угодно — я не могу без машины. Я не умею ходить пешком.

Блех.Автомобиль продан.

Анни.Папа, кому?

Блех.Русским.

Анни.Что же теперь будет?

Блех.Казенная машина.

Анни.Казенная? Где?

Блех.В России.

Анни.Мы поедем туда?

Блех.Да.

Рудольф (входит, жестикулируя). С нашими рабочими я требую честно расплатиться.

Блех (отнимая руки от лица). Честно — да?

Рудольф.Честно — да.

Блех.Вы — щенок.

Рудольф (после паузы, спокойно, почти с любопытством). Блех, что с вами?

Анни.Мы такие же нищие, как ваши драгоценные рабочие.

Рудольф.Анни, совесть я еще не продавал Блеху.

Блех.Все продано, голубчик, все! Бросьте корчить невинность. Найдите мужество — взглянуть несчастью в железные глаза… Кстати, приведите свои дела в порядок. Мы можем совершенно неожиданно выехать.

Рудольф.Куда?

Блех.В Россию, сын мой.

Рудольф.К большевикам?

Блех.Парадоксы жизни. Меня приглашают техническим консультантом на тракторный завод. Приличные деньги, квартира, машина. Три года глубокого отдыха. И, кто знает, кто знает, — там не жалеют денег на дело…

Рудольф.Блех, вы смеетесь?

Блех.Будете там каждый день есть мясо и прикопите деньжонок.

Рудольф.Послушайте, вы сами говорили: в России жить нельзя.

Блех.Разве я это говорил? Вздор! Почему? Живут и в джунглях, с людоедами.

Рудольф.Но — не там, где человек лишен даже имени, — номер такой-то в стойле таком-то… Вы это мне говорили, говорили!

Блех.Не помню.

Рудольф.Всякий лишний вершок личности срезывается этими сектантами — во имя равенства. Какая чудовищная безнадежность! Что же, вы свяжете меня, заткнете рот тряпкой? Я буду кричать, предупреждаю. Я не дам себя обезличить. Я вам наделаю хлопот.

Блех (похлопывает его по спине). Проявляйте-ка лучше темперамент в другой области, более безопасной… (Подмигивает на Анни, коротко смеется.) А главное, позвольте мне быть вашим другом и руководителем.

Анни.Рудольф, мы должны вместе дружно, мужественно пережить тяжелые годы.

Гудок автомобиля.

Блех (торопливо). Приехали… Анни, может быть — бутылочку рейнвейна? В конце концов — что мы знаем о России? Может быть, не так уж там и страшно… Рудольф, мой мальчик, будьте милосердны. Видите — у меня трясутся руки… Надо же было им приехать в такой день! Где это письмо?.. Анни, письмо из Америки, с блестящими предложениями.

Анни.Никакого письма из Америки, кажется, мы не получали, папа…

Блех.Да. Но я хотел его получить… Я ждал… Анни, в кабинет — вино, сигары и кофе. (Уходит.)

Анни (у домашнего телефона). Алло! Маргарэт, приготовьте горячего кофе, бутылку рейнвейна, три бокала… (Отходит. Рудольфу.) Рудольф, мы спасем наш дом. Когда возвратимся, будем в тысячу раз острее воспринимать снова обретенную красоту. Моя жизнь — мой дом.

Рудольф. Я предпочел бы первобытную пещеру. Вместо стеклянной стены — какой-нибудь банановый лес. Ни ледяного ветра, ни ворон, ни угрызений. Мужчина и женщина. Любить твои прохладные плечи, твои длинные бедра…

Анни (отстраняется, идет к виолончели). Не нужно этого, Рудольф.

Рудольф.Анни! (Хватает за руки.) Я бы унес тебя в пещеру, на прелые листья, глядеть в твои расширенные глаза…

Анни.Вот уж этого, право, нам нужно избежать.

Рудольф.Хорошо… Как это должно случиться?.. Будет у нас что-то вроде свадьбы?

Анни (садясь за виолончель). У вас, Рудольф, мужицкие руки. Вы сделали мне больно. Вы бросаетесь на меня, как на девку. Что случилось, в конце концов? Вы и папа меня напугали. Из этого ровно еще никаких выводов…

Рудольф (садится на ступеньках лестницы). Да, голубчик, — болван… Болван и пошляк.

Анни.Отчего? Если вы разбудите в женщине любопытство…

Рудольф (рассматривает свои руки). Сегодня сделаю себе маникюр.

Анни.Я вам очень нравлюсь? (Он молча глядит на нее.) Если мы втроем уедем в Россию, перед богом и людьми вы будете считаться моим женихом.

Рудольф.Благодарю вас.

Анни.Вот таким — вы мне больше нравитесь.

Рудольф.Хрустальный замок. Вокруг бушует ветер, срывает крыши, гибнет мир. Я продаю всего себя, душу — чёрту, чтобы добраться до этой стеклянной коробочки, глядеть на вас… В моем опустошении воет голодная страсть… Редкий экземпляр — такой мужчина с такими рекордами темперамента… Анни, вы любите меня?

Анни.Я вас… Я вас боюсь… Боже мой, я не отнимаю надежды.

Блех (в дверь, торопливо). Анни, Рудольф… Русские согласились на все условия. Подписываю. Я поставил жестко: без вас, Рудольф, в Россию я не еду. Триста марок — сверх. Голубчик, пойдемте, я хочу вас показать.

Рудольф.Продемонстрировать мои зубы, мои мускулы?.. Я умею также прыгать через стулья.

Блех.Ну, идем, идем! (Уходит.)

Анни.Папа, спроси у них — в России женщины носят шляпы?

Рудольф (Анни). Я сам боюсь себя. (Уходит.)

Анни (одна за виолончелью). Долгие годы глядеть на безнадежные снежные равнины… А там скоро и старость… Какая бессмысленная жизнь!

Застекленный павильон на заводе. Три двери: входная, к директору и в чертежную. Столы. Телефон. В углу — модель трактора.

У одного из столов Ольга Захароваразбирает корреспонденцию. У другого стола — Лукин, Коренев и Михайлов. За стеклянной стеной, в цеху, проходят, возбужденно разговаривая, несколько человек рабочих. Стоящие в павильоне на минуту оборачиваются. Затем продолжают разговор.

Коренев (Лукину)… Тогда же мы тебе и написали: возвращайся вместе с директором.

Лукин.Понимаю.

Коренев.Теперь — поздно: план утвержден, смета прошла.

Ольга.Ты где был, Иван?

Лукин.У Круппа. У Сименса в Берлине. Привез чертежи.

Коренев.Смета конструкторского бюро вся провалена. Денег дали — на-смех.