Блондинка [=Киноповесть с одним антрактом]

Лев.Так, со мной все ясно.

Ира.Опять нехорошо говоришь. Не отказывайся от меня! Не отказывайся. Ты от многого уже отказался, да так легко…

Лев.Не так уж легко. Я начал с того, что отказался от самого себя…

Ира.Чего я и боюсь! Будешь безразличен к себе — станешь безразличен и ко мне.

Лев.Ты сюда на сколько времени?

Ира (не сразу) . Я?.. Вообще-то договорилась на несколько дней.

Лев.Просто в смысле обратного билета. Это у нас довольно сложно.

Поднялась. Стояла молча.

Что такое?

Ира.Пить хочется.

Лев.Поставь чайник.

Ира (не двинулась) . Там попью. Я сейчас.

Лев.Присядь.

Не ответила.

Мне, что ли, встать? Я болен!

Ира.Что, надо в аэропорт? Или есть городские кассы?

Лев.Говорю, надо заказывать предварительно!

Ира.Я достану. Еще не было случая…

Лев.Кто тебя гонит!

Ира.Отказался от меня, отказался… Но я все равно считаю, что это не окончательно… (Бледно улыбнулась, зверьком из сказки укорила.) Я тебе еще пригожусь!.. (Жалостное было кокетство.)

Лев.Если тебе не к спеху — поживи, в чем проблема.

Ира (не сразу). Выздоравливай. (Наклонилась, поцеловала.)

Лев.Пос…

Еще поцеловала.

…той!.. Я же не…

Ира.Общий поклон!

Мать.Быстро вернулась.

Ира.А он выздоровел. Обыкновенный грипп… Ах, ты не одна.

Мать.Да, я не одна. Если нетрудно, поздоровайся — Евгений Евгеньевич.

Ира.Здравствуйте.

Гость приблизился, по-хозяйски переваливаясь, раскрылив руки вокруг животика.

Евгений Евгеньевич.Сослуживец вашей мамы…

Ира.Слышала, слышала. А ты, мать, все совершенствуешься. (Имеет в виду прическу.)

Мать (теперь она блондинка). Век стандартов, сопротивляться бесполезно.

Ира.Но знаешь, я ничуть не жалею, что съездила. На работе его уважают. Он болен, а телефон не остывает. Это что касается его основной профессии. Но искусство он, оказывается, тоже не забросил! На стене, прямо во всю стену — картина. Не знаю, может, не было под рукой холста, а потребность что-то выразить вдруг возникла. И вот. Никто и не догадывался, что он еще и рисует. Да как!

Евгений Евгеньевич.Невольно вспоминаются люди Возрождения.

Мать.До человека Возрождения, ему, положим, еще далеко.

Евгений Евгеньевич.Почему же не допустить, что это — человек незаурядный.

Мать.Евгений Евгеньевич! Вы что-то…

Евгений Евгеньевич.Может быть, я неточно выразился, но я ценю незаурядных людей. Больше ничего не хотел сказать плохого.

Мать.Ладно, с незаурядным все ясно. Миша знает, куда ты… слетала?

Ира.Пока нет.

Мать.Что значит пока?

Ира.Скажу — узнает.

Мать.Удивительное — рядом. Всю жизнь будешь на Мишином благородстве спекулировать?

Евгений Евгеньевич.Миша, судя по рассказам вашей мамы, тоже незаурядный человек. Такое поколение, это теперь сплошь и рядом. На порядок выше.

Мать.Когда к Мише?

Ира.Не знаю.

Мать.Не тяни, потом хуже будет объяснить.

Ира.Хорошо.

Мать.Что ему скажешь?

Ира.Не знаю.

Мать.Скажешь, была у тетки в Вологде.

Молчание.

Поняла?!

Ира.Нет.

Мать.Не поняла? Или не скажешь?!

Ира.Скажу, что летала ко Льву Николаевичу.

Мать.Решила все растоптать? (В крик.) Не будет там ничего! И здесь ничего не будет! Состаришься — и пес не взлает! Так и проживешь на голом месте. Этого добиваешься? Кому назло? Себе самой?

Молчание.

Не молчи! С тобой говорят!

Ира.Я не молчу…

Евгений Евгеньевич.Она не молчит…

Ира.Главное решиться — и вниз башкой. Кувырком. Голова — ноги, голова — ноги, ноги — голова… (Ушла.)

Мать (вслед ей) . Такая честная стала? С этой минуты? Как на вулкане живу, как на вулкане…

Ира, Миша. Миша улыбался странновато, чего-то ожидая от нее.

Ира.Была у Льва Николаевича.

Он все так же смотрел.

Не спросишь, как это случилось?

Миша.Не спрошу.

Ира.Только пришла от тебя домой в тот вечер, а там от него письмо, и, оказывается, он болен… И зовет меня. Пришлось ехать. Устала…

Миша.Ну, как он там?

Трудно было смотреть — так внимательно вперился в нее. Она подняла глаза к потолку, словно для того, чтобы припомнить поточнее, как он там.

Ира.Ну, как он… Стал просто другим человеком. Антипод по сравнению с тем, какой был.

Миша.Чаю хочешь?

Ира.Чаю? Нет.

Если бы она сказала ему все сразу у двери, было бы легче. А так придется проговорить все, что положено, и потом уж…

Во-первых, он работает по специальности. Что-то серьезное, во всяком случае, по его словам. Видел бы ты его сейчас! Как бы тебе объяснить? Он научился жить в ладу с окружающими и в мире с самим собой. Вот, поняла, что главное: он стал скромный. Не веришь в подобные метаморфозы?

Миша.Я ведь могу судить о нем только по твоим рассказам. Но знаешь — пресловутая эта скромность. Я, мол, такой талантливый, а скромный. А вы такие посредственные, а гордые.

Ира.Как ты можешь говорить, когда действительно не знаешь человека!.. Но что для меня совершенно неожиданно — он, оказывается, художник! Нарисовал, например, картину прямо на стене, во всю стену. Пустырь, даже свалка какая-то, битый кирпич, скрученная проволока, все как бы прикрыто снежком, пейзаж жутковатый. А на переднем плане стоит женщина с холстом на треноге… Ты слушаешь?

Миша.Слушаю.

Ира.А рисует она не то, что видит… Не слушаешь. Нет, все-таки он одаренный человек, этого отрицать нельзя. У него все на сливочном масле, все без дураков.

Миша.Я не консерватор, но о таланте, прости, привык судить по результатам. Одна картина на стене — маловато.

Ира.Многих не понимали. Ван Гога не понимали. Результат зависит, положим, от того, поняли человека или нет.

Миша.Положим. Есть люди, которым просто нравится быть непонятыми. Нравится, чтобы стреляли в грудь. Холостыми, разумеется, патронами. Тебе не кажется?

Она вдруг устала. И все сделалось безразлично. И говорить больше не хотелось.

Ира.Устала.

Миша.Хорошо, допустим, он такой. Но он ведет какую-то свою игру. А ты — пешка в этой игре! Страдания пешки на шахматной доске!