Игнатий Дворецкий - Веранда в лесу

Ч е п р а к о в. Послушай, Лена!

Л е н а. Елена Николаевна. Только так теперь можно. (Просто очень.) Вранья, уловок я не приму, и вы не примете. Все нужно забыть. Это решение, Чепраков. Окончательное. Простите. Я хотела сказать вам это.

Ч е п р а к о в. Ладно, Елена Николаевна. Идите.

Л е н а почти бежит. Вошел Т о л я. Мрачнее тучи.

Т о л я. Грею машину. Сорок один на улице.

Ч е п р а к о в (не глядя) . Грей.

Т о л я. Александр Степанович, я от вас ухожу.

Ч е п р а к о в (рычит) . Ку-у-да?

Т о л я. На трассу. Да я за ради вас…

Ч е п р а к о в. Ясно, без сентиментальностей. Грей машину!

Вошла вдруг Л и з а. Т о л я ушел.

(Словно забыв все, смотрит на Лизу с радостью.) Лизавета! Как ко времени!.. (Улыбается грустно.) Скажи! Предлагал я тебе когда-то замуж за меня, почему отказалась?

Л и з а. Знала…

Ч е п р а к о в. Что?!

Л и з а. Не удержала бы тут. В тихое место увезла б — удержала. Тебе, давно спокойную жизнь надо, детишек иметь… Сколько набродился ты по свету, давно устал, Санька, только не признаешься! И зачем тебе надо все это?

Ч е п р а к о в (смотрит на нее) . Где такое тихое место есть?

Л и з а. Найдем городок! Ведь ты мужик, ты все своими руками можешь! И жизнь наладить! Думаешь, поздно тебе сыновей иметь? Зачем эта ответственность адская и эта компания, которая вся против тебя? И корреспондент этот подлый… Даже со мной разговаривал! Объяснила я ему, кто такие Абросимовы!

Ч е п р а к о в (хмурясь, с укором) . Лиза!

Л и з а. Доподлинно объяснила, как могилу тебе роют!..

Ч е п р а к о в (мрачнея) . Уйди, Лизавета. Уходи от греха.

Л и з а. Последний раз, Саня, гонишь… Я замуж выйду.

Ч е п р а к о в (посмотрел безразлично. Отошел в угол куда-то) . Анна Дмитриевна! Анна Дмитриевна!

Появилась А н н а Д м и т р и е в н а. Ждет.

Вызывайте город! Редактора краевой газеты. По срочному!

Ушла А н н а Д м и т р и е в н а. Х в а т и к внес огромную елку.

Х в а т и к. Был приказ елку для детишек в конторе ставить?

Ч е п р а к о в. Ставь.

Л и з а. Уходить мне?

Хватик приладил крестовину к полу. Ударил обушком раз, другой. Л и з а ушла. И позвонил телефон.

Ч е п р а к о в (в трубку) . Да, здравствуйте, Чепраков с вами разговаривает… Здравствуйте… (Говорит как человек, исчерпавший все возможности.) Был у меня ваш корреспондент Самсонов. Да, говорил… Повез он статью про нас. Да. Дело щекотливое. Обращаюсь к вам с большой просьбой, товарищеской… Не печатайте вы эту статью, если можете. Очень прошу! Полный мне разгром будет! На коллектив плохо подействует! Коллективу вера нужна… Нет, не боюсь я, не боюсь!.. Что ж… Думаю, статья будет правильная, думаю, не наврет он — недостатков у нас миллионы… Нет, не боюсь я, что снимут, боюсь — не того поставят… За дело беспокоюсь… Найдут? Могут и найти, да долго привыкать будет! А привыкать некогда, каждый день на вулкане живем… Вот нам бы до весны дожить! Что? Беспрецедентный случай? Никто с подобными просьбами не обращался? Ну и пусть беспрецедентный! Какая разница! Звоню-то я, товарищ, в партийную газету! В партийную! Прошу вас ясно: не бейте! Дайте нам до весны дожить!..

Пораженный Хватик машинально бьет обушком.

Никакой вам беды не будет, дайте нам до весны дожить!

«Ах вы сени, мои сени, сени новые мои…» Вьюга глушит гармонь, а заглушить, однако ж, не может. В таежной диспетчерской, укрывшись тулупами, на лавках спят двое. У телефонного аппарата — Д е в у ш к а.

Д е в у ш к а (в трубку) . Седьмой пикет! Седьмой! Слышу, пишу. Куботаж? Бетон? Подвозка опор? Какие ЧП? Стихло у вас? Метет? У нас норма. Ночью кассу ограбили.

Один из спящих — Х а б а р о в — приподнялся.

Х а б а р о в. Все еще метет?

Д е в у ш к а. Метет, товарищ профессор. Но перезимовали, считай, апрель! (Крутит ручку аппарата.) А грабителей не нашли… (В трубку.) Восьмой! Восьмой! Восьмой! Кто мешает? (Устало.) Шум по всей трассе! На сто километров растянулась автоколонна, кто в снегу сидит, а кто еще пробивается…

Х а б а р о в (садится) . Объясните наконец, что значит на вашем тарабарском языке слово «тепляк»?

Д е в у ш к а. «Тепляк» произошло от слова «тепло». В тепляке бетон греют. А замерзнет — пропал бетон!

Х а б а р о в. Значит, Ванька мой один наедине с печкой, а вокруг пурга? Тайга?

Д е в у ш к а. С напарником он. Топят печку, песни поют.

Х а б а р о в (прилег) . Целую ночь мы сюда ехали, всю ночь снег гребли, машину толкали, и уснуть не могу… А этот спит!

Д е в у ш к а. Он привычный.

Х а б а р о в. У него бред. Даму какую-то вспоминал.

Д е в у ш к а. Сон. Тут каждому второму дамы снятся. (В трубку.) Восьмой! Восьмой! (Бросила трубку.) Нету связи! Метель! В тепляке-то сейчас Африка. А вот товарищ Синицын, Олег Петрович, ушел вчера за Бабановку на лыжах один — и пропал!

Второй спящий обернулся. Это Ч е п р а к о в.

Ч е п р а к о в. Послали за Синицыным вездеход?

Д е в у ш к а. По-ше-ел!

Ч е п р а к о в. Скажи Измайлову: пора поднимать бригады.

Д е в у ш к а встала, ушла легкой походкой.

(Сел, помотал головой.) Знобит.

Х а б а р о в. Меня, представьте, тоже знобит! Мне страшно делается! И вы будете сейчас посылать людей?

Ч е п р а к о в. Буду. Извините, профессор. (Лег, отвернулся.)

Х а б а р о в (лежит с открытыми глазами) . Условия неимоверно тяжелые, а рабочая сила — мальчики и девочки. Я бы лично этого боялся. (Молчит.) Я вам мешаю?

Ч е п р а к о в. Никогда я не боялся дать человеку тяжелую работу, профессор. Боялся обидеть его. Подорвать в нем веру в людей — вот этого боялся! (Повернулся на лавке. Еще раз повернулся. Затих.) Мы, когда комсомольцами были, писали на лозунгах замечательные слова Антона Макаренко…

Х а б а р о в. Какие ж, позвольте узнать?

Ч е п р а к о в. Чтобы воспитать мужественного человека, надо его поставить в условия, в которых он может проявить мужество.

Х а б а р о в. То есть в условия, в которых он, простите, может загнуться?

Ч е п р а к о в. Все может быть. (Встал, напился из бачка, снова лег, натянул тулуп.) Вы человек, видать, городской, тайгу знаете но журнальным статьям… А в наш век кибернетики, спутников Земли, в наш атомный век, профессор, все еще существуют наледи, вечная мерзлота, гнилые топи, морозы, пурги, неезженая тайга. Передовым отрядам всегда было трудно и долго еще будет трудно. У нас тут не детский сад.

Х а б а р о в. Ну, знаете! Сейчас не время Магнитки. Не время революции, уважаемый, когда нам картошки не хватало.

Ч е п р а к о в. Время другое, да. По трассе у нас китайские яблоки в ларьках продают. Сало свиное не берут, залеживается. Рис им надоел. А картошку самолетами сюда возим. Вы, профессор, раздражены, а я хотел бы еще минуту вздремнуть.