Сергей Ермолинский - Синее море

Н а д я. А что такое? Что-нибудь случилось?

Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. Потом, потом…

Возвращается В л а д и м и р И л ь и ч. Он несет охапку дров и складывает их у печки.

В л а д и м и р И л ь и ч. Мне кажется, для того чтобы понять сегодняшний день, надо вырваться мыслью далеко вперед и посмотреть оттуда. А потом отойти назад и посмотреть из прошлого. Тогда-то становится ясно, что делать и с чего начинать. А дрова здорово сырые. К утру немного подсохнут. И я коры хорошей для растопки принес.

Н а д я. А почему шапку не надеваешь? Хочешь простудиться?

В л а д и м и р И л ь и ч. А я бегом — туда и назад. Не представляешь, что делается на дворе, — сбивает с ног. Знаешь, я думал, наивная-то романтика революции кончилась. Наступило другое время. Время мысли и разума. Мы должны жить в трезвой действительности, рассчитывать каждый ход, изучать все условия борьбы. Как в шахматы.

Н а д я. Мамочка, ты куда собираешься?

Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. Я не хотела говорить при Владимире Ильиче, просто неловко. У нас опять не сходятся концы с концами. Мы задолжали лавочнику, на почту…

В л а д и м и р И л ь и ч. Позвольте, позвольте, как же так? Почему я не должен об этом знать?

Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. Вы тут ни при чем!

В л а д и м и р И л ь и ч. А я, изволите ли видеть, ухитрился еще заказать две книги наложенным платежом, не сегодня-завтра принесут.

Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. Владимир Ильич, во всем виновата я! Опять и опять не рассчитала…

Н а д я. Потому что никогда со мной не посоветуешься.

Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. Ну, какая ты хозяйка, Надя, смешно, право.

В л а д и м и р И л ь и ч. Нет уж. Виноват я! Я — растратчик! Назаказал книг, журналов! Разве нельзя было обойтись без «Нивы», без «Финансового вестника»?

Н а д я. К «Ниве» — приложение Тургенева. Ты так хотел.

В л а д и м и р И л ь и ч. Нет, нет! В следующий раз будем на общем совете решать, сколько и что я могу выписывать.

Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. Разве я об этом, Владимир Ильич!

В л а д и м и р И л ь и ч. Что поделать, если меня систематически подводят! Вот смотрите — послал статью в «Новое слово», а журнал закрыли. Написал «К характеристике экономического романтизма», очень важная статья, против теорий народничества, а не печатается и не печатается. Но книгу издадут! Согласитесь, исследование о развитии российского капитализма с ссылками на официальные данные никого не испугает. А пока…

Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. А пока… Уверяю вас, у нас не такое плохое положение…

В л а д и м и р И л ь и ч. Согласен. (Прищурился.) Имейте в виду — правительственные чиновники боятся нас гораздо меньше, чем прежних революционеров…

Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. Вы думаете?

В л а д и м и р И л ь и ч. Безусловно. Хотя бы по одному тому, что мы (патетически) не угрожаем царю бомбами и не стреляем в губернаторов!..

Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. Прикрой дверь, Надя.

В л а д и м и р И л ь и ч. Как вы заметили, мы и отделались-то сравнительно легко — всего тремя годами. А пока они сообразят, что мы за птицы, мы уже будем на воле. Так что надо перебиться… Что поделать, если с издательствами и журналами такая волынка…

Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. Нормальная волынка. Каждый из вас делает свое дело нормально — и вы, и Надя, а вот я — никуда не гожусь. И не спорьте со мной.

Н а д я. Мама!

Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. Что?

Н а д я (достает из укромного уголка конторки зелененькую бумажку) . Вот… завалялась…

Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. Три рубля?

Н а д я. Хватит?

Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. За глаза. И в первую очередь отдам лавочнику.

В л а д и м и р И л ь и ч. Преотлично! И лавочнику, в первую очередь лавочнику, вы совершенно правы! Но я-то?.. Хорош литератор! Ни копейки! (Комически развел руками.) Впору заняться сапожным ремеслом!

Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а (смеется) . Этого еще не хватало!

Н а д я (Владимиру Ильичу) . Прогоришь как сапожник, прогоришь!

В л а д и м и р И л ь и ч. А вот нет! А это что? Валенок. А кто подшил? Я! А набойки на твоем башмаке?

Е л и з а в е т а В а с и л ь е в н а. Как дети. (Ушла.)

В л а д и м и р И л ь и ч. Надя!

Н а д я. Что?

В л а д и м и р И л ь и ч. А откуда эти… завалявшиеся?

Н а д я. Видишь ли… Выходит статистический сборник Нижегородской губернии.

В л а д и м и р И л ь и ч. Да, да, да, да. Я всегда был уверен: если бы не Елизавета Васильевна, то мы бы давно варили суп из «Русской мысли» и закусывали статистическими сборниками Нижегородской губернии…

Н а д я (сердито) . Посмотрю, как ты обойдешься без этого сборника. (Отвернулась к окну.) Вьюга! Какая вьюга!.. «Мчатся тучи, вьются тучи, невидимкою луна освещает снег летучий…» Володя, а к утру наш дом совсем занесет с крышей, и останется одно лишь окошечко… «Мутно небо, ночь мутна…»

Вьюга за окном стихает. Квартира Старковых и Кржижановских в Минусинске. И чем-то рождественским, предновогодним сразу пахнуло на нас… В углу стоит елка. Ее еще украшают и накрывают на стол — Г л е б К р ж и ж а н о в с к и й, З и н а Н е в з о р о в а, Ш а п о в а л о в, П а н т е л е й м о н Л е п е ш и н с к и й и его жена О л ь г а (в пенсне), С т а р к о в с женой Т о н е й и самый молодой из них — Н и к о л а й О р л о в.

Все празднично одеты, суетятся.

З и н а. Стульев определенно не хватит.

Т о н я. Надо положить гладильную доску.

С т а р к о в. Гениально! Два стула и гладильная доска. Подержите меня, я прикреплю звезду на верхушке. Коля, Пантелеймон, доска в кухне и там еще один стул. (Прикрепляет звезду.)

К р ж и ж а н о в с к и й (помогая ему) . Елка — как в лучших домах Минусинска.

Ш а п о в а л о в. А эту вилку куда воткнуть? (Он вообще немного мрачноват.)

Т о н я. Это для рыбы.

С улицы доносится пьяное пение:

С т а р к о в. Уже! Не дождались двенадцатого часа. Давай-ка гирлянду.

О л ь г а (Тоне) . У тебя очень милая блузочка. Сама шила?

Т о н я. Конечно, сама.

О л ь г а. А я не умею. В наших условиях трудновато без этого.

Т о н я. В два счета научишься. Здесь даже мужчины научились.

З и н а. Воображаю Владимира Ильича с иголкой.

Т о н я. Еще как управлялся, ты бы видела.

З и н а. И рюмок не хватает!

С т а р к о в. У Ольги должны быть медицинские банки.

Ш а п о в а л о в. Из медицинских банок я не пью.

Николай выходит и возвращается с гладильной доской, за ним идет Л е п е ш и н с к и й со стулом и табуреткой.

Н и к о л а й. Надежду Константиновну я знаю хорошо, а его видел раз и честно скажу — побаиваюсь.