Сергей Ермолинский - Синее море

П ь е р о (бренчит на гитаре, напевая) .

П а я ц (меланхолически делает сальто) . Алле-ап!

Узкий лучик падает на пол, протянувшись световой дорожкой, как воображаемая проволока. Из-за кулисы появляется 1-й к а н а т о х о д е ц, гладкорозовый старичок, в котором без труда можно узнать П и с а т е л я в б о б р а х — та же грива волос и так же вытарчивает длинный нос. Он движется по лучику, иногда не совсем уверенно балансируя. Из противоположной кулисы показывается 2-й к а н а т о х о д е ц — К р и т и к, з н а ю щ и й т о л к в т о м, ч т о н у ж н о. Это бледноресницый молодой человек с детским подбородком. И ежели приглядеться, то оба они, оказывается, участвовали в «Балаганчике», заседая в качестве мистиков. Теперь же все происходит как в цирке.

П и с а т е л ь (балансируя на лучике) . Почему вы такой веселый-веселый, Кориолан Игнатьич?

К р и т и к (движется навстречу, тоже балансируя) . А я всегда веселый, Веньямин Веньяминович. Ха-ха-ха.

П и с а т е л ь. Ха-ха-ха. В портфеле густо, в журнале пусто?

К р и т и к. Ха-ха! Не унываем! А вы, я вижу, кое-что припасли?

П и с а т е л ь. Живем с того, что пишем. Ха-ха! Ха-ха!

К р и т и к. Ха-ха-ха!

П и с а т е л ь. Пишем, — значит, не умираем. Ха!

К р и т и к (опасно балансируя портфелем) . Проявляю интерес.

П и с а т е л ь. Увы! Не роман, не повесть, не документальная проза…

К р и т и к. О вечный ужас! Неужели — пьеса?

П и с а т е л ь. Я не сошел с ума.

К р и т и к. Исследование, мемуар?

П и с а т е л ь. Нечто вроде.

К р и т и к. О ком же?

П и с а т е л ь (с трудом удерживая баланс) . Вы подаете знак! О Блоке.

К р и т и к (чуть не падает) . Н-да… Но… ведь было, было… Впрочем… (Быстро делает несколько шажков вперед и останавливается.) Что? Дата на носу? Когда? Не ошибаюсь?

П и с а т е л ь. При чем тут дата? Я не юбилейщик! Речь о ком? Речь о поэте, который…

К р и т и к. Который, который… (Утверждаясь прочно.) Не поэт важен, а что из него проистекает.

П и с а т е л ь. Извольте, уточню. Блок и Февраль. Блок и Октябрь.

К р и т и к. Осторожно, вы сейчас упадете. Сколько мне известно, он сразу после Февральской революции…

П и с а т е л ь. Совершенно верно. Был привлечен к редактированию стенографических допросов бывших царских министров…

К р и т и к (нахмурившись) . Доносы?

П и с а т е л ь. Не доносы, а допросы.

К р и т и к. Вот это хорошо.

П и с а т е л ь. Редактируя эти допросы, Александр Александрович с интересом вникал в тайны царского режима. Но между прочим, в этих его тетрадочках, где он отмечал свои впечатления, попадаются записи, так сказать, личного, интимного характера…

К р и т и к. Поэт всегда путаник. Не надо этого забывать. Все должно быть ясно, как дважды два четыре.

П и с а т е л ь. Не все же так! Тут дело посложней! Я был его первейшим другом. Что? Что? Он для меня как открытая книга! Эх, молодость! Сколь часто блуждали мы с ним по злачным местам Санкт-Петербурга, просыпаясь утром в опустевшей ресторации Сестрорецкого вокзала…

К р и т и к. Не надо.

П и с а т е л ь (озлившись) . Полагаю, что моя опытность не позволит мне перешагнуть границы. Давайте спрыгнем с этой узкой стежки. Вот так!

Оба спрыгнули.

Упор будет сделан на социальное, политическое. И тут раскрывается прелюбопытная картина… (Судорожно роется в портфеле.)

П ь е р о (напевает) .

П а я ц (делает свое печальное сальто) . Алле-ап!

П и с а т е л ь (извлек из портфеля то, что нужно, и — бодро) . Итак — февраль! Вот что он пишет. Цитирую: «Бродил по улицам, смотрел на единственное в мире и истории зрелище, на веселых и подобревших людей, кишащих на нечищеных улицах без надзора. Необычайное сознание того, что все можно, грозное, захватывающее дух и страшно веселое. Произошло чудо и, следовательно, будут еще чудеса». Заметьте, эти записи почти все время прерываются темой о Любе, о Любовь Дмитриевне, о своей подруге до конца дней. «Разговор с Любой», «В перерывах был с Любой», «Проводил Любу на вокзал». В этико-моральном смысле не своевременно ли подчеркнуть? Правда, в одном месте, после «как хорошо», он вдруг записывает: «Ночью бледная Дельмас дала мне на улице три розы, взятые ею после концерта, где пела она свою Карменситу».

К р и т и к. Не надо.

П и с а т е л ь. А я, между прочим, на этом и не собираюсь останавливаться. Но вот что ценно. Именно в эти дни он переписывает в ту же тетрадочку, заметьте, не только цыганщину, но и самые пошлые романсики того времени! «Забыты нежные лобзанья»…

К р и т и к. Не надо.

П и с а т е л ь. Но это же факт!

К р и т и к. Напишем в Ленинград, посоветуемся с Иерихоном Иерихоновичем. Он разъяснит, что факт, а что не факт. Я умываю руки.

П и с а т е л ь (обиделся) . Пожалуйста! Хоть самому Иерихон Иерихоновичу. Но я, лично знавший Сашуру, могу подтвердить, что эти дни Временного правительства он уже называл реакцией. (Понизив голос.) Феноменальная догадка! Переписывая романсики, он именно этим выражал свое презрение к либеральной болтовне Керенского. Что? Чуете? Какая мысль! Поражены?.. Мы были рядышком, и я, понимая не меньше его…

К р и т и к. Вы?

П и с а т е л ь. Что, что? Да, были у меня некоторые блуждания. Но у кого их тогда не было? Даже у Горького…

К р и т и к (с неприятностью в голосе) . Оставим в покое Алексея Максимовича.

П и с а т е л ь. А я о нем и не пишу. Натурально, был с ним знаком, а не пишу. А вот о Саше, простите, хочет Иерихон Иерихонович или не хочет, а пишу, и мне известно чуть поболее, чем ему! Итак, предоктябрьское лето. Как в медиумическом трансе, поэт слышит…

К р и т и к. Ничего медиумического.

П и с а т е л ь. Однако, мой дорогой, я соблюдаю дух эпохи…

К р и т и к. Не надо.

П и с а т е л ь. Но если тема моя «Блок в Октябре» и если, наконец, я выступаю как живой свидетель…

К р и т и к. Не надо.

П и с а т е л ь (совсем обиделся) . Извольте, для широты картины я буду опираться не только на свои воспоминания, но и на воспоминания других. Зинаида Гиппиус, впоследствии подлая эмигрантка, рассказывает о своем телефонном разговоре с ним. Она пригласила его участвовать в антибольшевистской газете. Тогда еще выходили антибольшевистские газеты. Сашка отказался. В доме Мережковских взвизгнули: «Да не с большевиками ли вы?» — «Если хотите, — ответил он, — то скорее с большевиками».

К р и т и к (задумался) . Это вы цитируете по книжке, которая вышла т а м?

П и с а т е л ь. Но в этом-то как раз весь эффект!

К р и т и к. Не надо.