Менандр - Античная комедия [сборник litres]

Во-первых и сначала, наилучшего
Себе и вам желаю счастья, зрители.
Несу вам Плавта языком, а не рукой,
Принять его прошу поблагосклоннее.
Теперь вниманье! Вот вам содержание,
Возможно покороче изложу его.
. . . . . . . . . . . . . . .
Поэты строят так свои комедии,
Чтоб действие в Афинах совершалося,
Чтоб больше оттого казалось греческим.
Я буду место называть такое лишь,
Где самое происходило действие.
Сюжет же этот впрочем грецизирован,
Не на аттический, однако, сицилийский лад.
Вот к содержанью дал я предисловие.
Отмерю вам теперь и содержание
Не меркой, не тремя, но целой житницей:
Такая мне охота вам рассказывать.
Старик один, торговец, в Сиракузах был,
Двоешек сыновей имел он: мальчики
Так сходны были, что сама кормилица,
Давая грудь, не в силах распознать была
Детей, и мать родная – то же самое.
Мне сказывали это, кто видал детей,
Я сам не видел, чтоб вы не подумали.
Семи лет были мальчики; отец грузит
Большой корабль обильными товарами,
Берет с собою вместе одного из них
И едет торговать в Тарент, другого же
Оставил дома мальчика, при матери.
В Тарент приехал; игры там случилися,
На игры, сами знаете, толпа сошлась,
Ребенок меж народа от отца отстал.
Случился тут торговец эпидамнянин.
Взял мальчика с собою, в Эпидамн увез,
Отец же, потеряв ребенка, этим был
Подавлен, и спустя немного времени
В Таренте он скончался с огорченья.
Как только в Сиракузы к деду весть пришла,
Что мальчик тот потерян, а отец его
В Таренте умер, тотчас близнецу его
Меняет имя дедушка (настолько он
Любил другого мальчика, пропавшего!),
Дает его он имя уцелевшему,
Менехмом, как и брата, он назвал его.
И сам он, дед, таким же звался именем.
Тем легче это имя мне запомнилось,
Что часто возглашалося глашатаем.
Чтоб вам не ошибиться, наперед скажу:
Зовутся оба брата тем же именем.
Теперь пешком вернемся в Эпидамн назад,
Тогда раскрою дело вам до точности.
Быть может, в Эпидамне у кого-нибудь
Из вас дела? Скажи смелее, выложи!
А заодно уж выложи на хлопоты:
Не даст кто денег – очень глупо сделает,
А даст – еще глупей того окажется.
Но вот опять обратно возвращаюся,
Откуда вышел, и стою на месте я.
Вам сказано, что этот эпидамнянин
Того, другого мальчика увез с собой.
Он был богат, детей же не имел совсем —
Усыновил похищенного мальчика,
Жену потом с приданым отыскал ему,
А смерть пришла – его назвал наследником.
Однажды он в поместье шел, был сильный дождь,
Хотел он перейти поток близ города,
И, сбивши с ног, стремнина унесла того,
Кто мальчика унес, в погибель злейшую.
Ему ж богатство выпало огромное.
Вот тут он обитает, брат утерянный,
А тот близнец, другой, что в Сиракузах-то,
Сегодня прибыл в Эпидамн с рабом своим,
Разыскивает брата он пропавшего.
Здесь город Эпидамн, пока в нем действие
Комедии даваемой сейчас, идет;
Пойдет другая – место переменится:
Ведь так и роли в труппе изменяются:
То сводник перед нами здесь появится,
То нищий, то старик, то царь, то юноша,
То предсказатель, то бедняк, то парасит.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .

У молодежи нашей именуюсь я
Пеникулом, что значит – обтиралкою:
Настолько очищаю стол обеденный.
Цепями кто оковывает пленников,
Кто беглым надевает кандалы рабам,
Тот очень глупо делает, по-моему:
Беда к беде прибавится несчастному —
Тем более охоты убежать ему
И поступить неподходящим образом:
Из цепи так ли этак ли он вырвется,
Закованный – распилит ли кольцо пилой,
Собьет ли гвозди камнем… Это все пустяк!
Нет, если хочешь крепче приковать его,
Чтоб не бежал, прикуй его едой-питьем
И мордой привяжи его ты к полному
Столу: покуда будешь пить и есть давать,
Чтоб был он ежедневно совершенно сыт, —
Убийство совершивши, не сбежит, поверь,
Легко удержишь этакими узами!
Еда – оковы гибкие до крайности:
Чем больше их растягиваешь, тем они
Затягивают туже. Да, вот я сейчас
Иду к Менехму, вот сюда. Давно ему
Я присужден; заковывай, я сам иду!
Вот человек-то! Он людей не кормит, нет,
Откармливает, возрождает: лучше нет
Врача на свете! Это молодец такой!
И величайшей сам к еде способности.
Обед даст – прямо царский; позаставлен стол,
Из блюд громады целые воздвигнуты,
Достать желаешь сверху что – на ложе стань.
Но постный промежуток у меня давно:
Сижу все дома с тем, что мне так дорого,
И даже очень дорого мне пить и есть,
Да со стола и это дезертирует.
Пойду к нему. Но двери отворяются.
Он сам, Менехм, идет, я вижу из дому.

Ты ль не глупа? Ты ли не зла? Ты ль не дика?
В разум приди!
Что противно, видишь, мужу,
Пусть тебе противно будет.
Сверх того, если ты будешь впредь делать так,
То тебя я вдовой вышлю вон, прочь к отцу.
Чуть я лишь из дому, держишь меня,
Лезешь с вопросами, кличешь, зовешь:
«Ты куда? Ты зачем? Что тебе за дела?
Что несешь из дому? Что, скажи, делал там?»
Взял надсмотрщика в дом, до того связан я!
Должен все я сказать, как дела, где дела!
Так тебя избаловал я! Вот как поступлю теперь…
Всего тебе достаточно:
Служанки, шерсть и золото,
Съестное, платье, пурпур – все,
Ни в чем ты не нуждаешься.
Остерегись же, будь умна!
За мужем перестань следить!
Ну а чтоб следить за мной ты не старалась попусту,
Ужин где-нибудь устрою нынче же с любовницей.

Горе! Не жену бранит он, мне вся эта брань его.
Ужинает он не дома – мне, а не жене он мстит.

Бранью я жену от двери отогнал в конце концов.
Где любовники-супруги? Что мне не несут дары,
Поздравления за то, что доблестно сражался я?
У жены стащил я этот плащ – несу к любовнице.
Так вот тонко надувать нам надо стража хитрого.
Мастерски, красиво, чисто, ловко дело сделано.
Зло мне это, но у злюки взял и обиралке дам.
Вырвал у врагов добычу, выигрыш союзникам.

Эй, ты, юноша! Добычи этой мне какая часть?

Я пропал! Попал в засаду!

Нет, в охрану, не страшись.

Что за человек?

Да это я.

Ах ты, милейший мой!
Как ты кстати! Здравствуй!

Здравствуй.

Что поделываешь?

Я?
За руку держу патрона, своего хранителя.

Ты пришел не то что кстати, больше – прямо
вовремя.