Пётр Некрасов - Драматические произведения

ЛАВРИН. Лежал. Отвыкал курить. Получал тошнотные уколы. Ты говорил, какие, – я забыл. Курить так и не отучили. Какое психотропное воздействие, Валера?

ВАЛЕРКА (вышел из себя) . А что по ночам ходишь? Что кошмары с продолжением каждую ночь смотришь – это так, мелочи?.. (Заметив на столе зажигалку, хватает, готовый разломать в куски.) Тебе нельзя курить!

ЛАВРИН (подчёркнуто спокойно) . Это не моё.

ВАЛЕРКА мгновенно оглядывается на запертую дверь в соседнюю комнату и понимает.

ВАЛЕРКА (негромким, даже интеллигентным голосом) . Нормально сказать не мог? Она курит?

ЛАВРИН. Не русоволосая. Не в юниформе. Для общества не опасна. Хотя бы потому, что сейчас спит.

ВАЛЕРКА посмотрел на ЛАВРИНА как-то по-новому. С уважением каким-то.

ВАЛЕРКА. Рад за тебя. К нормальным женщинам я отношусь нормально. Но к делу это не относится.

ЛАВРИН. Милая моя. Солнышко лесное…

ВАЛЕРКА (сухо) . Сгорело моё Солнышко. А тебе нельзя курить. Тебе нельзя спать днём. Тебе нельзя, чтобы тебе снились кошмары.

ЛАВРИН. Это не кошмары. Это Город. Просто город. Там разные улицы, разные дома… Вокзалы… Стены какие-то… Но это всё один и тот же город.

ВАЛЕРКА слушает очень внимательно, со всё меньшим сочувствием, но всё большим профессиональным интересом. Кивает сам себе.

ВАЛЕРКА Если завтра не выгорит на Полигоне, наговоришь это на кассету. Сделаем репортаж. А что? Тебя лечили, и ты имеешь полное право рассказать о результатах и впечатлениях.

ЛАВРИН (прикрыв глаза, продолжает). Olen hyvinmusta olka. «Добро пожаловать. Лети».

ВАЛЕРКА. Что?

ЛАВРИН. Чёрный… Чёрный… Чёрный стих белой ночи… Небо сгоревшее… чёрным плащом… землю укрыло… кресты и могилы… чёрная радуга… чёрный чёрт… не было этого чёрного… было…

ЛАВРИН говорит это, прикрыв глаза, как будто уснул стоя. ВАЛЕРКА взял с фотостола стакан, понюхал содержимое и плеснул в лицо ЛАВРИНУ. Помогло. ЛАВРИН фыркает, утирается, приходит в себя.

ЛАВРИН. Что?

ВАЛЕРКА. Нельзя тебе курить.

ВАЛЕРКА устало опускается в кресло. Смотрит на ЛАВРИНА, стоящего у балконной двери. На утреннем небе за окном – силуэты многоэтажек.

ВАЛЕРКА. Olka – это «чёрный»?

ЛАВРИН. Musta – «чёрный». По-фински. Это я сейчас говорил?

ВАЛЕРКА. Ты не говорил. Ты стихи читал.

ЛАВРИН. Ненормальный я, Валер, ненормальный. Поэтому она спит там, а я – здесь.

На кухне снова кукуют часы.

ВАЛЕРКА (спокойным тоном, не допускающим возражений) . Всё. День рождения начался. И репортаж тоже. Кассеты надписаны?

ЛАВРИН. Ты выспаться собирался. Перед финалом.

ВАЛЕРКА. Кому теперь это надо? Голос нужен с утра. Голос. Начинай.

ЛАВРИН. Почему я?

ВАЛЕРКА. А кто из нас поэт? Кто из нас псих?

ЛАВРИН. Псих – Генка.

ВАЛЕРКА (не возражает) . Точно. Псих – Генка.

К квартире тем временем подходит приятный молодой человек, с несколько постным лицом, в костюме и галстуке. Он худощав, идёт неторопливо, как человек, чей рабочий день в пять утра ещё не кончен. За дверью он слышит голоса. Похоже, обитатели квартиры решили спозаранку посоревноваться в декламации стихов и читают наизусть по одной строчке, как в пинг-понг играют. Даже не читают. Выдумывают на ходу под диктофонную запись.

И тут из прихожей доносится сурово:

– Всем оставаться на местах, Госпрокуратура!

ЛАВРИН делает попытку обернуться, но ВАЛЕРКА ловит его за плечи.

ВАЛЕРКА (властно) . Не дёргайся! Думай! Вспоминай голос! Принимай решение!

ЛАВРИН (неуверенно улыбается) . Серёжа?…

Молодой человек в галстуке – СЕРГЕЙ – шагнул в комнату, и в следующую секунду он уже схвачен за локти: ВАЛЕРКОЙ справа, а ЛАВРИНЫМ слева. СЕРГЕЙ этого не ожидал. Но и не растерялся, когда его поволокли и швырнули всё в то же потрёпанное кресло у стола. СЕРГЕЙ покачнулся в нём, удержал равновесие и с виноватой улыбкой поглядел на бывших приятелей. Развёл руки, то ли сдаваясь, то ли приветствуя.

СЕРГЕЙ. «Блудный сын звёзд», как сказал классик! Повязали как мальчишку.

ВАЛЕРКА (безжалостно) . Ты взят в заложники!

СЕРГЕЙ (покорно) . Ясное дело. Против твоей интуиции я всегда пасовал.

ВАЛЕРКА. Тебя будут поить кофе. Не каким ты любишь, а плохим, сваренным на кухонной плите!

СЕРГЕЙ (жалобно) . Какие ваши условия?

ВАЛЕРКА. Полная отмена всех указов господина Президента! Будут возражения, господин государственный прокурор?

СЕРГЕЙ (жалким голоском) . Я скромный молодой следователь, господин репортёр.

ВАЛЕРКА (приказывает) . Заваривай кофе!

ЛАВРИН послушно вышел. Коридор из прихожей в кухню оказывается непривычно длинным. Бесконечным, как бывает во сне или когда засыпаешь не ходу.

ГОЛОС ЧИТАТЕЛЯ. «Все двери в квартире закрыты. Свет на кухне не горит, там и так светло. Это опять сон, сказал я себе. Стучат часы с кукушкой. Это сон, повторил я. Я у себя дома, наливаю воду из-под крана и ищу по всей кухне спички. Не нашёл, щёлкнул зажигалкой, глядя на язычок пламени. Огонь был жёлтый, как песок пляжа. А музыка из репродуктора под крышей летнего кафе играла так же монотонно, как шумит прибой в море, где, несмотря на июльскую жару, никто не купается. Это снова мой странный сон. Город без названия…»

ЛАВРИН на кухне. Щёлкнул зажигалкой. Стоит неподвижно, глядя на ровно мерцающий огонёк.

КАРТИНА 7. ПЛЯЖ

По раскалённому песку пляжа идёт старый человек. Это седовласый поджарый крепыш, на нём кожаные шлёпанцы, шорты, а на плечи накинут полинялый китель с эполетами. Да и выправка у него военная, не меньше чем ПОЛКОВНИК в отставке. На стриженые «ёжиком» седые волосы нацеплены солнечные очки.

Заметив неподвижно стоящего у линии прибоя, ПОЛКОВНИК негромко, но повелительно зовёт отставших.

ПОЛКОВНИК. Ребя-та!

Потом неторопливо подходит к ЛАВРИНУ. Насмешливо глядит на зажигалку в руке и по-военному решительно задувает горящий огонёк.

ЛАВРИН ( невольно представился). Теоретик.

ПОЛКОВНИК (свысока) . Вижу. Будут вопросы?

ЛАВРИН (кивает) . Да. Я сел на автобус, тридцать первый. Он всегда меня до дому везёт. Я на проспекте Свободы живу. Приехали сюда, говорит: «Конечная, выходи». У вас в Городе вообще есть проспект Свободы?