Андрей Караичев - Битый триплекс. «Пока не умер – я бессмертен!»

– И он что? – Не очень я обрадовался, что Марию представили моей невестой, ведь эта новость дойдёт до отца, потом до матери и объяснений предстоит тысяча.

– Раз невеста, говорит, тогда берём и её.

Незамысловатым образом осуществилась моя мечта: я перевёлся из технического состава в танкисты. Правда, с понижением в звании, но началась война – кто тогда из честных комсомольцев и коммунистов думал о карьере? Главная задача для нас – Родину защищать! О погонах, после Победы станем печалиться.

В Москве, за которую нам вскоре выпадет яростно сражаться, я оказался впервые.

Война началась недавно, она пока не затронула красот столицы, особого шарма города: люди, в большинстве не подверглись панике, переживаниям; они думали – стоит немного подождать, да погоним немцев в шею.

Город не успел подвергнуться массированным бомбардировкам врага, оттого не соблюдалась ночами светомаскировка, поводов для тревоги в Белокаменной немцы пока не преподнесли. Конечно, кто побывал в боях, понимал: действительное положение дел иное, впереди предстоят тяжёлые времена.

Не помню, чтобы в жизни мне когда-то становилось так стыдно за свой внешний вид! Представьте: опрятные, порядочные люди кругом, а я иду по его древним улицам словно последний оборванец, после боя же не переодевался – не имелось запасного обмундирования. Разумеется, в поезде по мере скромных возможностей привёл себя в порядок, только это мало спасало: вымазанный, рваный и оттого, казалось, неряшливый.

К счастью, пребывал в «унизительном» виде недолго: Виктор Илларионович отвёл на вещевой склад, где договорился о выдаче нам новой формы (он тоже не имел возможности сменить её ранее). Дело оставалось за малым: снять с испорченного обмундирования знаки различия и перешить их на новое. Официально я ещё оставался младшим воентехником.

Не успел начать заниматься одеждой и привести себя в должный вид, чтобы показаться перед начальством с комиссаром, как перед глазами появилась наша медсестричка… Байдуков, увидев её, рассердился:

– Сержант! Что вы здесь делаете?! – Повышенным тоном спросил он, – вы, где должны сейчас находиться? Почему самовольно покинули вагон?

Девушка замялась, долго подбирала слова для ответа, виновато рассматривая дырки в полу.

– Извините, товарищ комиссар. Разрешите мне поехать с вами. Я слышала часть вашего с товарищем воентехником разговора и хочу обратно на фронт, в составе вашей бригады. Поверьте, я хороший специалист… смелая и сильная. Не смотрите, что небольшая – это только на вид. Возьмите, не подведу!

– С ума сошла? – Перешёл командир на снисходительную, насмешливую форму крика, – это же дезертирство! Сейчас военное время, знаешь, что с тобой могут сделать, пигалица?

– Я ведь не домой сбежала, обратно на войну… подсобите.

Дело в том, что с передовой до Москвы комиссар ей помог выехать, но в поезде случилась неприятная ситуация: встретили там «медицинское» начальство и Марии предстояло дальше следовать с ними, куда направят. Она же рассчитывала, что Байдуков её с собой возьмёт (тем более он говорил про это). Теперь, покинув вагон, сестричка, получается, дезертировала – это в военное время! Могли под трибунал легко отправить, не посмотрели бы, что девочка.

Комиссар вопросительно посмотрел на меня. Я, кончено, пожалел спасительницу. Догадывался, откуда у Маши такой порыв и почему она от нас не отстаёт… чем помочь ей, правда, не знал. Поэтому на выжидающий взгляд старшего товарища, пожал плечами, мол, – «Вы командир, вам решать!»

– Вот холера мелкая! – Смягчил Илларионович тон, – у меня и бригады пока нет, а туда уже просятся. Ладно, ступай пока с нами, к себе взять не обещаю, у тебя другое командование, но от трибунала, так и быть, спасу. Смотри, чтоб всем нашим бойцам на фронте лучшую медпомощь оказывала!

– Слушаюсь! – расплылась в улыбке девушка, вновь напомнив мне куклу.

В том, что командир её пока оставил рядом, оказалась и моя, «корыстная» выгода – не пришлось самому пришивать петлицы, нарукавники и прочее…

Несмотря на внешнее спокойствие города среди населения, в штабе, куда меня привёл комиссар, творилась полная неразбериха: все суетились, постоянно звонили телефоны; крики, беготня, одним словом – ужас! Страшно представить, что в тот момент творилось в Кремле.

Мария ждала нас в коридоре. Решив вопрос касаемый моего перевода, Байдуков отпустил к ней, с наставлением:

– Сынок, пойди с красавицей погуляй по городу, только не заблудись. Видишь, тянется она за тобой. Честное слово – завидую! Главное, не робей, не позорь танкистов! Может, больше не представится возможности отдохнуть по-человечески, война нам предстоит сложная с тобой… ступай, бумагу вам сейчас выпишут. К восемнадцати ноль-ноль жду обоих здесь. Мы вдвоём переночуем у моего боевого товарища по Испании, а Машку твою постараюсь куда-нибудь пристроить.

Не знаю, где она умудрилась, но, когда я вернулся в коридор к медсестре, та сильно преобразилась: привела себя в порядок, стала опрятной, чистой, причёсанной. От удивления невольно сделал ей комплимент и предложил пройтись по городу, она с радостью согласилась.

Беззаботно прогуливались с Латышевой (фамилию узнал только в штабе) по парку, катались на трамвае; ходили вдоль реки. Казалось бы, расслабься и получай удовольствие: здесь не видно ужасов агрессии немцев, сюда это не докатилось и, даст бог, никогда не докатится, ан нет! Не мог отвлечь мысли от боёв… чувствовал себя проигравшим, если не униженным, ведь наш танк сожгли, товарищей убили, а я с подругой прохлаждаюсь… моё место на фронте! Какое право я имею в эти сложные минуты для страны находиться в тылу?!

Мария, девушкой оказалась хорошей: как внешне, так и в беседе. То, что её тянет ко мне, чересчур бросалось в глаза. Конечно, я и раньше пользовался успехом среди слабого пола, но, чтобы так за мной кто-то ударялся, как пчёлы на мёд, ни разу не случалось. Чем я только её чувства задел? Возможно, она сама не до конца понимала, в чём дело и почему ей необходимо моё общество. Признаюсь – это льстило! По молодости оно всегда приятно, если в тебя влюбляются… особенно такие красивые медсёстры.

– Вы такой странный! – Осмелилась она на волнующий разговор, – я привыкла, что ко мне мужчины пристают, тем более в госпитале – там спасу нет от них. Флиртуют, заигрывают, делают комплименты и подарки. Пособие могу написать по тому, как таким правильно отказать, чтобы отстали и не обиделись! Тут сама к вам подхожу, первая вступаю в разговор, а вы меня словно сторонитесь… совсем не нравлюсь, да? Скажите честно, как будущий коммунист!

Что ей ответить? Война началась, познакомился с ней после первого боя, когда вся жизнь вмиг переменилась… тогда и речи не могло идти о мыслях про сердечные дела – не самое подходящее время. И потом, я тогда был слишком молод – малахольный! парень, прекрасно помнящий наставление матери по этому поводу и не желающий влюбляться или сколь немного привязываться к кому-нибудь из девчат.