Станислав Хромов - Андрей Боголюбский, или Смерть русского Цезаря. Трагедия в пяти действиях

Все это боль моя.

Покаяться не поздно,
Бог милосерден, все мы в этом мире
Не без греха. Тебе молить прощенья
И без меня отыщется за что.

Не каюсь я в делах своих,
Улита —
На это есть смиренные монахи,
Они грехи отмолят,
им сподручней —
За то, что без родительского слова,
Без ведома отцовского с дружиной,
Да с верными холопами своими
Я Вышгород покинул,
не спросившись,
И в Киеве стола не домогался,
Положенного мне теперь по праву,
Которого отец мой не сыскал,
Хотя и слыл в народе Долгоруким…

А может быть, спешил сюда к тебе?
Уж много лет, как минуло то время,
И вот я здесь – великую державу
Я создал на языческих становьях —
Ростовскую и Суздальскую Русь.
Я населил моими городами
И селами, и несть числа народу
В бесчисленных владениях моих.
Подвластны нам Белозеро и Устюг,
Гороховец, Коломна,
Тверь и Нижний,
И Киев ныне голову склоняет,
И Новгород надменный бьет челом.

Но нет у Мономаховичей ладу…

А коли нет пока еще, так будет —
На этом крест я людям целовал,
И волей избран божьей и народной!
И все князья клялись мне на кресте же.

Ты слишком веришь в собственные силы.

Не в собственные, Уля, а в людей.
Меня Роман на Киеве не выдаст,
И Рюрик новгородский не изменит —
Недаром их пожаловал столами,
Теперь мне Ростиславичи верны.

А прочие утихнут постепенно,
Удел отцов навечно принимая,
И будут править дети их и внуки
Из рода в род.

А мы над всею Русью!

Навечно?

Да!

А лучшие бояре,
Посадниками севшие когда-то?

Бояре – слуги княжие, не боле,
И мне они,
Улита, не указ,
Когда казнить и миловать я волен,
То зря своих холопьев не обижу,
Да и они из отчины забудут
На службу бегать к молодым князьям.
Однако гнешь куда ты..

Интересно,
Князья в благословенное то время
Уж по любви не будут, как бывало,
Жениться на боярских дочерях?

А, вот о чем!
Пойми меня, родная,
Чтоб уберечь великую державу,
Я должен укрепить ее границы.

Такой ценой?

Любой ценой, Улита,
За это перед будущим в ответе,
Не упрекай.
Одну тебя любил я,
И видит Бог, вовек не разлюблю.

Ты правду молвишь?

Правду, Уля, правду,
Жена дается первая от Бога,
Наш брак с тобой на небе освящен!

Мы столько лет в согласии прожили…

Не думал я супругой звать другую,
Хотелось жизнь прожить по-христиански
С тобой вдвоем…

Зачем же ты?…

Угроза! Ты все сама прекрасно понимаешь,
О счастии своем не помышляю,
Когда грозят поганые земле,
Что перед ней двоих влюбленных счастье,
Кто оценить сумеет и измерить
Печаль мою сердечную и муку,
И тяжесть государственного груза,
Что давит грудь плитою надмогильной —
И камень сей не свалится с души!
А этой свадьбой новою я нынче
С булгарами покончил дело разом
На прочный мир и вечную любовь

Они и так разгромлены тобою
И русичи давно уж в их пределах
Живут себе и здравствуют безбедно.
А сколько ты булгарского полону
Тогда в своих уделах расселил.
Хитришь со мной.

Они еще полдела,
Враги Руси сильнее и опасней.

Какие?

Половцы.

Но ты в союзе с ними.

С волками разве может быть союз!

Всегда они оказывали помощь,
Князь Юрию,
пока был жив Аепа,
Твой дед родной,
под княжеские стяги
Вставала биться ханская орда.

Степные волки!

Ведома их помощь —
Уж пол Руси по вежам растащили,

А при отце особо постарались,
Прикрывшись званьем матери моей.

У вас ведь так ведется меж князьями…

А если бы не с нами,
шли бы с ними,
И с черными клобуками совместно,
Договорившись,
дикие народы
Сожгли бы и разграбили всю Русь.

Да так ли это было?

Так, Улита.
В родне свои поганые со степью —
Того гляди, навалятся вместях.
И потому, чтоб северные веси
От хищника хоть мало оградить,
Женился я.
Сама ты видишь нынче,
Какие отношения меж нами —
Пускай себе княгиней во столице
Сидит она,
а мы ужо тем часом,
С булгарами сошедшись по родству,
Подымем их на половцев, а с ними
И берендеев, торков, печенегов, —
Коли с мечом затешется на север
Опять сюда отцовская родня…

Ты ничего женитьбой не добился.
Уж не держи за девку ту простушку —
Не с этими заратиться, так с теми.
На всех и сам Господь не угодит.

А лучше бы и с теми, и с другими,
И между южной братией поладить,
Как было в года князя Ярослава —
В том наша Вера,
стало быть, и сила!

Что ж, поезжай, ведь ты в столицу ехать
Собрался снова, знаю – недалеко
Стоит от Боголюбова Владимир.
Показывай ей силу, а меня
Ты отпустил бы к братьям на Москву.
Зачем привез?
Я боле не могу так —
Кругом вражда, насмешливые взоры,
Нахальство гридней и молва народа,
Немое отчуждение попов —
Все это свыше сил моих!

Родная!
Ты только покажи, кто бранным словом
Смутил тебя, а паче – оскорбил,
И я клянусь, что никогда ни разу
Ты этого не встретишь человека,
И ты вольна в поступках и желаньях,
Не пленницей держу тебя – княгиней!
Да что княгиней!
Ты моя царица!

Жар-птица в клетке, хоть и в золотой!

Не так, Улита!
Можешь хоть сегодня
Сбираться в путь, любое из поместий
Я отпишу со всеми деревнями
С холопами, лесами, рыбной ловлей
И половину всей моей казны!

Зачем мне это?
Братья не из нищих,
А много ли мне надо, одинокой?

Не одинока ты, и сын наш Юрий,
Одноименно названный в честь деда,
Уже орел!
И скоро будет править,
Как я, великим княжеством моим,
А кто сильнее матери-княгини,
В каких бы ни жила она пределах?
Покой ее по смерти обеспечен!