Влад Костромин - Наследники Мишки Квакина. Том II

– Может тут? – Пашка открыл титан.

Там курицы тоже не оказалось.

– Видишь, тут нет, – я закрыл дверь в ванную, потом в кухню, – уже знаем, что она где-то в другом месте.

– Куда дальше?

– Пошли в нашу комнату.

Наша комната когда-то была единой, но потом по указанию матери рабочие с автозавода разделили ее перегородкой на мою, где отец валялся на продавленном старом диване и Пашкину, где стояли две кровати с панцирными сетками, стол и шифоньер. Еще там раньше были комод и на нем маленький холодильник, но потом отец кому-то их продал. Мы обыскали комнату брата. Под столом, кроватями, в шифоньере и на нем, птицы не было. Обыскали мою. Потом зал. Последняя комната – спальня родителей. Снова никого.

– Может, в раздевалке, – Пашка почесал затылок.

Была у нас в прихожей маленькая квадратная комнатка, в которой висела одежда.

– Там дверь закрыта.

– Вдруг просочилась? – Пашка открыл дверь и напряженно всмотрелся в темноту. – Нет, вроде, – попинал ногой, ничего не произошло. – Куда она могла деться? – посмотрел на меня.

– В ванной было окошко открыто, может, вылетела?

– В такое маленькое?

– Почему нет? Еще надо в чулане посмотреть, – я вышел на веранду, проверил чулан. – Нет.

– Может, в то окно вылетела? – на веранде было разбито окно, наполовину забитое металлическим листом. Я лазил через него в дом с крыши мастерской.

– Пошли искать во дворе.

Поиски во дворе, огороде и саду тоже ничего нам не дали. Утомленные безуспешными поисками, мы сидели на крыльце.

– Что будем делать?

– Не знаю, – вздохнул брат. – Мамка не поверит, что курица просто пропала.

– Не поверит.

– Подумает, что мы ее сожрали…

– Слушай, а это идея. Давай скажем, что собака курицу сожрала.

– А поверит? – с робкой надеждой спросил брат.

– Надо бросить перьев возле будки, увидит – поверит.

– Где их взять?

– Выдернем понемногу с наших кур.

– Наши же не черные.

– Покрасим черной тушью. Мне мать ею цилиндр красила. Я знаю, где пузырек стоит.

Сказано – сделано. Мы начали гоняться за птицами. Поднялся переполох: петух орал, куры орали, Пашка опять завел свою песню:

– Сочная, сочная! Сочная, сочная!

– Нет, так дело не пойдет, – сжав в кулаке два добытых пера, тяжело дыша, сказал я, – так мы долго будем за ними гоняться.

– А мне нравится, – что удивительно, Пашка совсем не запыхался от прыжков и криков.

– Нам еще надо время, чтобы тушь высохла.

– Что делать?

– Можно взять перья из подушки.

– Там перья?

– Ты не знал?

– Нет.

Мы аккуратно вспороли краешек шва на моей подушке и вытащили горсть перьев.

– А почему мы сразу в подушке не взяли?

– Я как-то не подумал, – смутился я. – Теперь надо покрасить. Пошли на улицу, чтобы не набрызгать.

Взяли в стенке пузырек, пошли в сад. Обмакнули перья в тушь и разложили сохнуть на лопухе.

– Вроде, похоже, – Пашка низко склонился над перьями, – вроде как с той.

Высохшие перья разбросали возле конуры недоуменно смотрящего на нас Байкала.

– Хорошо, – глаза Пашки лихорадочно метались, – похоже.

– Все, ждем.

В начале шестого не замедлила ворваться мать.

– Павел, ты совсем чеканулся?! Это неслыханный скандал! Укусить старую женщину!!! – с порога начала она.

– Ты сама говорила, что она склочня, – набычился брат, исподлобья глядя на мать.

– Склочня, конечно, но зачем кусать? Она сейчас полезет в амбицию, растреплет всей деревне и заберут тебя в спецшколу… А нам с батей из-за тебя расходы будут! Что про нас люди скажут?! – звонко хлестнула Пашку ладонью по лицу.

– Я хотел от курицы ее отвлечь…

– А где кура? – мать удержала занесенную для удара руку.

– Тут такое дело… – замялся я.

– Какое? – угрожающе понизила голос.

– Пока мы с Максиманихой разговаривали, Байкал сожрал курицу.

– Сожрал? Откуда ты знаешь? Сам это видел? – мать подозрительно прищурилась.

– Там перья валяются.

– Пошли, покажешь.

Внимательно осмотрев перья, мать задумалась.

– Вроде не такая черная была? – с сомнением сказала она. – Хотя… Ладно, бог дал, бог взял. Жалко, конечно, но ничего не поделаешь, – идя к дому, рассуждала вполголоса. – Вам впредь наукой будет, могли бы мясца отведать, если бы не раздолбайничали, – зашла в дом.

Мы переглянулись, брат расплылся в робкой кривой улыбке.

– Получилось! – прошептал он.

– Тихо, не сглазь. Давай свиньям сварим.

Разожгли в ободе костер, взгромоздили выварку с водой. Отец явился, когда заваривали комбикорм.

– Ну что, оглоеды, где наше приобретение?

– Какое? – спросил Пашка.

– Что значит какое? Где курица, что Валька поймала?

– Ее Байкал съел, – сказал я.

– Растыры, – отец сплюнул в меня окурок, – как говорится, дураку стеклянный ненадолго: или разобьет, или потеряет. Одни убытки от вас! – начал подниматься на крыльцо, мы потащились за ним.

– Слышала, что эти паразиты с курицей сделали? – шагнув в прихожую, прокричал.

– Слышала, – выглянула из кухни мать. – А что младший Максиманихе чуть палец не отгрыз, ты в курсе?

– Чего? – отец вывалил глаза, словно свистнувший на горе рак. – Чего он сделал?!

– За палец ухватил Марфу Захаровну, – раздельно повторила мать.

– Не бойся никого, сери у хате, – присвистнул отец и повернулся к Пашке. – Совсем ошалел от безделья? Ты смотри, так до дурдома допрыгаешься.

– Это я чтобы от курицы это… отвлечь, – промямлил брат.

– Отвлекальщик, ногу тебе за ногу, – отец посмотрел на мать. – Ты откуда про это узнала? Сам сознался?

– Как же, – язвительно ответила мать, – сознается он, держи карман шире. Домой шла, встретила Максиманиху, она меня поджидала и нажаловалась.

– Дела… За палец тяпнул, а курицы нет… Недоумки, устроить бы вам нагоняй… – отец сорвал коричневую фетровую шляпу и швырнул на висящие в простенке раскидистые лосиные рога.

Он случайно нашел их в лесу и всем хвалился, что добыл на охоте. Раздался истошный крик, и шляпа, слетев на пол, стала по нему бегать.

– Свят, свят, свят! – крестясь, попятилась в кухню мать.

– Нечистая!!! – заорал Пашка, катапультируюсь с веранды.

Я, не зная, что делать, застыл в дверях, как памятник.

– Белочка! – пораженно прошептал отец и ущипнул себя за ногу. – Допился!

Мать с развевающимися волосами выскочила из кухни и с криком: «Изыди!» шандарахнула по шляпе бутылкой. В таких бутылках она хранила набранную в Добровской церкви святую воду. Шляпа обиженно заорала куриным голосом. Бутылка, разливаясь, покатилась по полу. Отец, не держась на ослабевших ногах, рухнул на стул. Из-под шляпы, истошно крича, выскочила курица.

– Воскресла!!! – мать хлопнулась в обморок, гулко ударившись головой об пол.

– Это съеденная? – слабым голосом спросил отец.