Кассия Сенина - Восточный экспресс

«Стоп! Ничего он знать не может. Это совпадение! Но что он тогда имел в виду?»

«Зачем я сама-то ему сказала это?..»

«Что же это такое?!»

Последнее относилось к ощущениям, испытанным от мгновенной близости Алхимика. Пожалуй, этак выйдет, что Василий не зря начал ревновать…

«Нет, это невозможно! Я ничего к нему такого не питаю! Он просто на меня… как-то странно действует…»

– Дари, ты идешь? – Голос Эванны вернул к реальности, и Дарья увидела, что в «трапезной» уже никого нет, на вешалке одиноко грустит ее халат, а ирландка стоит в дверях и смотрит вопросительно.

– Да-да, иду, я задумалась…

За оставшуюся часть рабочего дня Дарья несколько раз роняла колбы и пробирки – к счастью, пластмассовые, обошлось без стеклянных брызг, – чуть не перепутала цифры, занося в компьютер результаты химических анализов, а когда понесла Ставросу чистые сосуды и инструменты, у нее едва не подкашивались ноги – так она боялась встретить его взгляд или услышать еще что-нибудь «непонятное»… Но Алхимик, пока она находилась в его «пещере», даже ни разу не посмотрел в ее сторону.

В смятении она позабыла, что собиралась после работы пойти с мужем в магазин, и на миг растерялась, увидев его имя на экране зазвонившего мобильника. Василий уже ждал внизу, у дверей института. Дарья попрощалась с коллегами – перед Рождеством был укороченный рабочий день, и они тоже собирались уходить, – и быстро посмотрелась в зеркало у двери: всё как обычно, только чуть больше румянца на щеках… Заметив краем глаза, что Алхимик тоже направляется к выходу, она поскорей выскользнула из лаборатории, почти бегом полетела по коридору… и едва не сбила с ног старичка в белом халате. Он как раз вышел из бокового коридорчика, Дарья задела папку у него в руках, и та со смачным шлепком упала на пол.

– Ой! – Дарья притормозила и бросилась поднимать уроненное. – Простите, пожалуйста!

В этот момент из лаборатории вышел Ставрос и направился в их сторону. Дарья поскорей вручила старичку папку, с досадой подумав, что поговорка «поспешишь – людей насмешишь» решила оправдаться как нельзя некстати.

– Куда ж вы так торопитесь, красавица? – Старичок покачал головой, взглянув на нее поверх аккуратных очков. – Как ни беги, от судьбы не удерешь, поверьте человеку с солидным жизненным опытом!

– Спасибо! – брякнула Дарья и, кивнув в знак прощанья, устремилась к дверям на лестницу. Почему-то было очень досадно от того, что Алхимик видел эту сцену и даже, наверное, слышал разговор…

– Привет! Ты чего такая запыхавшаяся? – удивился Василий, когда она вышла из института.

– Не терпелось тебя увидеть! – улыбнулась она, беря его под руку. И почувствовала легкий укол совести. На самом-то деле она бежала вовсе не к мужу. Надо называть вещи своими именами: она убегала от Алхимика. От его пристального взгляда, от фраз с подтекстом, от колдовского голоса, от… Она вспомнила, как изящные пальцы коснулись спинки стула рядом с ее рукой, и почувствовала, как по спине побежали мурашки. Вот наказание! И ведь никому не расскажешь и ни с кем не посоветуешься, что тут делать… Или, может, это знак, что надо увольняться из лаборатории, от греха подальше?..

«Если я сейчас уволюсь, то никогда не узн аю, что всё это значило и почему он говорил мне такие вещи, – подумала она. – Что он имел в виду? Какой странный человек! Молчит, молчит, а потом как скажет… Не может же он знать о том, как мы с Василем объяснились и о чем я в тот день думала! Значит, он имел в виду другое. Только как же с ним об этом заговоришь?..»

Когда они с мужем уже стояли в мясной лавке, ожидая, пока им взвесят и упакуют гуся, Дарье пришла в голову другая мысль: должна ли она сказать на исповеди обо всех странностях последних недель? С одной стороны, во всем этом было вроде бы что-то «не то», но с другой – как об этом рассказать? Если это грех, то для начала надо его как-то обозначить. Например, только что она по сути соврала мужу, и это грех лжи, тут всё понятно. А вот как назвать ощущения, подобные испытанным сегодня, когда она услышала над ухом шелковый голос Алхимика? Это и не дело, ведь она ничего не сделала, и не помысел – она ни о чем связном в тот момент не думала… Это было некое ощущение. А разве в ощущениях каются?.. Рассказать о случившемся и спросить у отца Павла, что всё это может значить? Дарья как-то не была готова к подобной откровенности с духовником… Или… Она вдруг вспомнила одну читанную еще в Казанском монастыре на родине брошюрку с длинным подробным списком грехов, где одним из пунктов значилось «блудное ощущение». Дарья слегка покраснела и прикусила губу. Но тогда уж, видимо, надо покаяться и в том, что вчера вечером ей захотелось… вкусить любовных удовольствий, несмотря на пост? Нет, так можно далеко зайти! Не хватало еще превращать исповедь в стриптиз!

«Скажу просто: согрешила нечистыми помыслами, и всё, – решила она. – Бог ведь знает, что я обозначаю этим словом, а отцу Павлу это знать не обязательно!»

Рождество Христово пришлось на четверг, и впереди были четыре выходных дня. В праздничную ночь Феотоки всей семьей пошли на службу в обитель Живоносного Источника, а затем, по приглашению игуменьи, приняли участие в монастырской трапезе. Вернувшись домой, они проспали почти до обеда, после чего наступило время для подарков. Дарья подарила мужу рубашку, он ей – роман Феодора Киннама «Аттическая соль». Книга вышла недавно, Дарья не знала об этом и обрадовалась: она очень любила «Записки великого ритора» – серию, где издавались романы ректора Афинской Академии. Детям достались игрушки, сказки в картинках и любимые ими леденцы в металлической баночке, которыми можно было не только лакомиться, но и здорово греметь. На улице между тем похолодало, ветер вздыбил посеревшую Пропонтиду белыми барашками, рвался в окна, пришлось закрыть форточки. Пока дети играли, а Василий читал свежий номер «Синопсиса», Дарья готовила гуся, с которым все весело расправились за ужином. Вечер закончился игрой «Бегство в Египет», где Василий изображал осла, Феодора с пупсом – Деву Марию с Младенцем, а Максим – Иосифа, который водил «осла» по комнате за уздечку из длинного шарфа. «Осел» через каждые несколько шагов упрямился, и чтобы заставить его идти, всадница и поводырь разгадывали загадки и отвечали на вопросы из евангельской истории. Дарья тем временем, устроившись на диване, углубилась в роман Киннама. За окнами в темноте бушевали ветер и море.

Укладывая детей спать, Дарья задумалась о том, как встречали Рождество коллеги по лаборатории. Для Веры и Анастасии это такой же праздник, как и для нее, для Лейлы – обычный выходной день, а для остальных? Ходил ли кто-нибудь из них на службу? София – возможно, она вроде бы верующая, хоть и не соблюдает постов. Марфа увлечена буддизмом… Эванна собиралась пойти в Великую церковь, она наведывалась туда по большим праздником, но скорее как на концерт: ее восхищало пение тамошних хоров и патриаршая служба. По крещению ирландка была католичкой и в православие переходить не собиралась, хотя ей нравилось его византийское воплощение. Контоглу вряд ли тесно соприкасается с церковной жизнью, да и остальные мужчины тоже… Дарья уже привыкла, что среди византийцев немногие еженедельно ходят на службы, часто исповедуются и причащаются, но порой это всё же удивляло. У нее на родине таких верующих было больше – и в то же время качество этой самой веры, думалось Дарье, выше у византийцев: даже люди не особенно церковные здесь, кажется, понимали глубинную суть христианства, смысл религии как отношений с Богом, а не как набора обязательных обрядов, якобы гарантирующих приобщение к божественной жизни и подлежащих непременному исполнению…