Мария Фомальгаут - Воспоминание о Вальсе

Отмечаю в календаре дату через триста лет – когда я попаду к Эдит в половине одиннадцатого вечера, когда мы поднимемся в спальню, задернем шторы, и Эдит расстегнет платье. Понимаю, что дальше не буду делить время по минутам – эти несколько часов будут принадлежать мне одному. Потом так и быть уступлю место себе через десять лет, чтобы лежать рядом с Эдит, смотреть на неё спящую. Но это уже потом.

Думаю, что будет без Эдит. Совсем без Эдит. Вечность без Эдит. Тут же гоню от себя эту мысль. У меня еще есть тысячу лет Эдит. Или две тысячи лет. Каждый раз считаю, каждый раз сбиваюсь со счета…

…когда я вошел в этот дом, то был потрясен – снаружи было лето, знойное, жаркое лето, но стоило мне переступить порог за массивной кованой дверью – и я буквально провалился в осень, покатился вниз по лестнице, окруженный шуршащими разноцветными листьями. Меня обдало холодком – не зимним морозцем, а таким, легким, как бывает в начале осени, а когда я немного пришел в себя и направился к уютно потрескивающему камину, меня обдало поистине ноябрьским холодом, какой случается в конце месяца перед первым снегом. Я был настолько потрясен, что заметался по дому в поисках выхода – но это оказалось не так-то просто. Наконец, я выискал комнату, обстановка в которой немного напоминала сентябрьский полдень, и даже налил себе глинтвейна в ожидании хозяйки…

…чем больше я смотрела на чертеж, тем меньше понимала, для кого и для чего я строю этот дом: бесконечные переходы, лестницы, ведущие в никуда, комнаты, как будто повисшие в пустоте, интерьеры, словно насмехавшиеся над законами земного притяжения. Окна, выходящие из комнаты в комнату, двери, ведущие в тупики или на улицу на высоте третьего с половиной этажа, башенки внутри комнат, камины снаружи – это был еще не полный перечень сюрпризов, которые приготовил дом. Я была уверена, что заказчица выжила из ума – и если бы не щедрая оплата, я бы в жизни не согласилась на строительство. Но бесконечные долги и безденежье вынудили меня взяться за это рискованное дело – и не было ни одного дня, когда бы я не сожалела о принятом решении. Очень скоро я начала замечать, что, несмотря на знойную погоду на улице, в свежепостроенном доме воцарился холодок, а иногда комнаты заволакивало промозглым белесым туманом. Я готова был сию минуту прекратить строительство – но дом, казалось, не отпускал меня, завораживал, заволакивал, очаровывал все больше и больше. Я стала ловить себя на том, что мне не хотелось покидать этот дом, я ночевала там, даже облюбовала себе комнату в левом крыле под самой крышей – правда, через две недели эта комната переместилась в правое крыло, а потом и вовсе стала кочевать по всей постройке. Меня больше не пугало то, что я не вижу заказчицу, я не жаждала встречи с ней, более того – чем дальше, тем больше мне казалось, что я знаю хозяйку, я знакома с ней давным-давно, более того… Однажды утром я обнаружила, что дом был готов, а может, он был готов еще вчера вечером, я так была измотана, что не заметила. В то же утро я поняла, что знаю, где находится комната хозяйки: достаточно было подняться на третий этаж, повернуть направо, где пол и потолок меняются местами, спуститься на третий с половиной этаж и войти в дверь, которой не было. Именно там я ожидала увидеть комнату хозяйки, именно там я увидела свою комнату – и поняла все.

Кажется, скоро наши дети станут спрашивать, что такое осень – сказала Джейн. Кажется, скоро наши дети станут спрашивать, что такое осень, поддакнул Кевин. Они казались себе последними, кто помнил, что была когда-то какая-то осень – с желтыми листьями, с белыми осенними туманами, со стаями птиц, улетающих в серую дымку, с долгими вечерами у камина, с клетчатыми пледами. Уже который год осени не было – не так, как бывает, когда лето задержалось до октября, а зима обрушилась белыми метелями с первым ноября – а не было совсем. Где-то до середины октября стоял августовский зной, который буквально за считанные дни сменялся снегопадом. Что такое осень – спрашивали дети. Что такое осень – спрашивали внуки. Не было никогда никакой осени – говорили дети. Не было никогда осени, вторили внуки. Скоро мы уже и сами стали сомневаться, что была когда-то какая-то осень – а может, мы её просто придумали…

Я нашел её не сразу – точнее сказать, я вообще не верил, что кого-то найду. Она сидела в уютном кресле у камина, но несмотря на пламя очага в комнате царил промозглый холод. Она сидела, завернувшись в плед и пила горячий чай – и, казалось, нисколько не удивилась моему визиту. Я хотел напомнить ей про её долг, но ту же спохватился, что она никому ничего не должна. Не зная, с чего начать, я спросил, зачем она укрылась в этом доме – и получил ответ:

– Я прячусь от осени.

– Простите? – мне показалось, что я ослышался.

– Вам нравится, правда? Чудесный дом. Я сама его построила. Чтобы прятаться от осени.

– Но… как же…

– …а вам что, не хочется пережить осенние холода в теплом доме?

– Хочется, но…

– Ну, вот видите, мы друг друга прекрасно понимаем! Вот и тоже всю жизнь мечтала… Только… только у меня не получилось ничего…

– Отчего же… не получилось?

– Вот вы в строительстве разбираетесь? Вот скажите мне, что я не так сделала, почему мне здесь всегда так холодно?

– Эм… э…

– Вот я дом построила, прячусь от осени, а куда я ни пойду, везде холод такой…

Я молчал, я не знал, как сказать ей, что ей никуда не спрятаться от осени – потому что…

Лестница – нет.

Сквозь сон:

Лестница – нет.

Семь утра. Почему семь утра, почему, почему семь утра, почему не двенадцать, не час, не три часа дня. Нет, семь утра. (лестница – нет) Встаю – кажется, слышал будильник, да бред собачий, нету здесь никаких будильников, и в помине нету, а ведь слышал же, ну, померещилось. В школу, в какую, на хрен, школу, забил давно на эту школу. Поступать, какое, на хрен, поступать, и на поступать давно забил, куда я поперся, куда, куда, куда…

Лестница – нет. Вытряхиваю из памяти эту лестницу – нет, смотрю на обрывок бумаги на столе, а-а-а, вот она – лестница, вот она где спряталась, рву бумагу на мелкие клочки, бросаю в корзину…

Наскоро одеваюсь, наскоро сбегаю по лестнице в зал, ничего не происходит, и почему телефон напоминает мне – лестница – нет. Привет, ма, ага, пошел, ага, вернусь, не знаю, когда, короче, вернусь. Куда я поперся вообще, куда, куда, выруливаю на проспект, в универ еду, в какой универ, отродясь я в этом универе не был…

Притормаживаю, выхожу, куда я вообще приперся, зачем я здесь, пожимаю руки, кто все эти люди, отчаянно пытаюсь вспомнить по именам, не могу. Наклоняюсь над записями, это еще что за закорючки, а-а-а-а, помии-и-илуйте, не понимаю ничего, – понимание приходит само, откуда здесь третья степень, а-а, вот отсюда вылезла, а если здесь третья степень, это означает только одно, – что черных дыр существовать не может.