Лина Кирилловых - Идущие. Книга II

– А если бы кто-то из нас уронил ключ? – стерев ржавчину и скользкую слизь, Вилле почувствовал, как заставляющая костенеть брезгливость уходит. Ему даже захотелось шутить. – Пришлось бы из чистильщиков стать водолазами?

– Пришлось бы нырять, – серьёзно согласилась Сенджи. – Я ныряла два раза.

– Так канал же очень глубокий, – и Вилле не добавил «грязный».

– Не очень, футов двадцать.

– И это для тебя – не очень?!

– А что поделать. Ключ – ответственность.

Она умела грести и нырять, как взрослые рыбаки-мужчины, а ещё носила с собой нож и непонятные слова о том, что Вилле – болван, потому что несправедливо считает дикарей с юга поджигателями и врагами. Она была странной и очень красивой, и знала эти тёмные тоннели-стоки, и куда-то везла его, и отчего-то он ей доверился. Она была девчонкой, которых дёргают за косы и обзывают, но короткая, почти мальчишеская стрижка и жёсткая реакция на неприятные фразы и действия заставляли относиться к Сенджи с уважением. Страх тоже оставался, но о нём Вилле не думал.

Сенджи оттолкнулась веслом от стены и направила лодку вперёд. Тусклый свет на носу постепенно, маленькими шажками, выделял из мрака уходящее вдаль узкое ложе воды и низкие заплесневелые камни кладки. Звуки города стихли, зато стали слышны мерные удары капель о воду и собственное дыхание. Ощутимо похолодало.

– Это всё камень, – Сенджи поняла, отчего Вилле ёжится. – Он никогда не видит солнечных лучей, поэтому холодный.

Голос прозвучал гулко и громко – в подземном канале обитало эхо. И ещё что-то жило здесь, что-то стремительное, деловитое – оно подхватило и потащило лодку, помогая загребающей воду Сенджи. Сначала неспешно, но всё ускоряясь.

– Течение, – удивлённо обнаружил Вилле. – Как на реке.

– Ага, – довольно сказала Сенджи. – Хотя это одновременно и помощь нам, и опасность. Надо следить, чтобы лодка не билась о стены бортом, иначе может дать течь. Но скоро будет чуть проще – канал расширится.

Скоро появился и ветер. Сначала он повеял слева, из такого же круглого жерла, в который вплыла их лодка. Оно возникло в стене и пропало, блеснув маслянистой водой – какой-то ещё один сток. Затем подул в лицо, но противоборствовать с течением не мог, так как был слаб для этого. Каменные стены отодвинулись, мокрый плесневелый свод поднялся – теперь здесь могли бы проплыть две лодки. Вилле распрямил плечи. Было по-прежнему холодно, но уже не так тесно, и, кажется, мрак немного рассеялся. Причиной был не фонарь – где-то впереди находился источник света. Вилле выпросил у Сенджи разрешение погрести вторым веслом.

– Ты часто здесь плаваешь?

– Время от времени, – сказала Сенджи.

– А для чего? И куда?

– Делать мне нечего, вот и катаюсь.

– Сенджи, – укоризненно произнёс Вилле. – Ты же обещала мне рассказать.

– Про себя я не обещала ничего.

– А я-то тебе рассказал.

– Ну и что? – спокойно сказала Сенджи. – Я тебя к тому не принуждала.

Вилле вздохнул и почесал нос. Сенджи была права.

– К тому же, ты рассказал не всё, – продолжила Сенджи. – Только про родителей. Если хочешь откровенность в ответ, придётся делиться подробней.

– А ты не выбросишь меня из лодки? – спросил Вилле.

– Отчего это я должна? – удивилась спутница.

– Ну, – Вилле замялся. – По разным причинам…

Он не мог назвать все эти причины точно, но инстинктивно ощущал, что его происхождение может Сенджи не понравиться. Мысленно продолжая считать её хоть как-то, но относящейся к комитету защитников дикарей-южан, Вилле вполне справедливо думал, что должность его дедушки и связь того, как наместника, с гвардейцами вызовет у Сенджи неудовольствие.

– От зависти, что ли? – спросила Сенджи. – Брось, я не завистливая. Все эти ваши дворцы и прислуга… Я другое люблю – свободу.

– И я люблю, – тихо сказал Вилле. – Только мне к свободе приходится убегать. Вот сегодня я сбежал с уроков. Наверное, как вернусь, опять отправят на конюшню.

– Жить, что ли? Я думала, богатеи детей не наказывают.

– Работать, ухаживать за лошадьми. Но это я тоже люблю, так что конюшни – и не наказание… Во всяком случае, не такое ужасное, как полагает мой наставник. Старина Жан-Жак родом из метрополии: он думает, что для отпрыска аристократических родов нет ничего отвратительнее грязной крестьянской работы.

– А ты, значит, другого мнения, – произнесла Сенджи с одобрением. – Ну, и за что же мне тогда швырять тебя в воду?

– Может быть, за то, что мой дедушка – военный наместник, мой друг Марк – гвардеец, и я сам стану гвардейцем, когда вырасту.

– О, – сказала Сенджи.

Больше она не произнесла ничего, и минут пять, а, возможно, десять лодка плыла в молчании. Огонёк свечи подрагивал в своём стеклянном панцире. Вилле загрустил – начавшаяся было зарождаться дружба угрожала сойти к неприязненной отстранённости. И ничегошеньки теперь Сенджи ему не расскажет. Действительно, он полный кретин – мог бы что-нибудь соврать. Света стало больше, Вилле ясней видел стены, а в черноте маслянистой воды появились наружные, солнечные зеленоватые отблески. И, когда подземный сток вдруг выплеснулся в широченный, будто тронный зал, всю грусть как ударом вышибло – так здесь было красиво.

Лодка замедлила ход, попав в спокойную, перекрещенную жёлтыми лучами воду. Сенджи сзади деятельно загребла веслом. Вилле завертел головой. Он опасался глядеть на Сенджи, поэтому глядел на стены, из которых то тут, то там выходили в зал жерла стоков. Иные оказывались заперты за приваренными к камню прутьями, а два или три, как Вилле заметил, были наполовину и больше забраны каменной кладкой. Ещё несколько, заделанные целиком, – так, что само наличие когда-то существовавшего стока можно было заметить лишь вблизи, по излишней густоте цемента и другому цвету камней – навели его на мысль, что неведомые строители подземных стоков, наверное, допускали ошибки, когда проектировали, и позже с бранью исправляли. Треугольные своды, тёмные, мшистые, мрачные и торжественные, как в каком-нибудь горном замке, уходили высоко вверх. Не так высоко, если вдуматься, но путешествие по низкому и узкому стоку заставляло сравнивать с ним. То, что потолок зала и прямоугольные, длинные, заштрихованные плотной решёткой отверстия в нём, сквозь которые сочился свет, являются всего-навсего изнанкой небольшой площади с фонтаном, которая располагалась перед ботаническим садом, и ливневыми канавами, Вилле понял не сразу. А когда понял, то обмер от восторга: всё это время у людей под ногами находился подземный дворец! И он, бывало, прогуливался здесь, и как-то уронил сквозь решётку монетку, но ему никогда не приходило в голову нагнуться к углублению ливневой канавки и посмотреть, что скрывается за ней.