Егор Куликов - Забвение

А вернувшись, тихонечко отворил дверь комнаты в общежитии и без сил повалился на матрас.

Спал крепко. Как младенец после долгой прогулки.

Проснулся по будильнику в четыре часа дня.

Умылся, закинул на ходу булочку с маком, запил чаем, натянул пропахшие колбасой вещи и вышел на улицу. Благо ехать никуда не надо.

Дошёл до ларька у остановки, где меня встретил Николя в дорогом кашемировом пальто и с кожаным кейсом в руках.

– Ты чего? – не здороваясь, спросил он, держа в руках новомодный сотовый телефон.

– Не выспался.

– В следующий раз чтоб выспался, – наказал он. – Мне нужны свежие лица и свежие голоса. Не хочу, чтобы покупатели с тобой, как с улиткой, разговаривали, – сказал он и сам же посмеялся над своей остротой. – Сегодня должны привезти товар, так что вот тебе деньги, отдашь водиле. И не забудь всё посчитать и проверить. Ты понял?

– Понял.

Он протянул конверт и, не попрощавшись, сел в тонированную тачку.

– Ну что, как торговля? – спросил я тётю Любу, когда втиснулся в ларёк.

– Ни шатко ни валко, – ответила тучная баба, занимавшая большую часть ларька. – Считай выручку скорее, мне за Стасиком в садик топать.

Пока я считал деньги, она собиралась и передавала свежие новости.

– …в книге я записала ещё Лишая. Он утром взял бутылку в долг, обещался вернуть сегодня вечером. Смотри внимательно за сигаретами, там ценник немного изменился. Эта пачка печенья отсырела, я её отложила в сторону, не трогай и не вздумай продавать. Я завтра у Николя спрошу, может, он мне по дещёвке отдаст. Бугай со своей шалавой сегодня вернули долг и хотели тут же ещё набрать. Но ты, смотри, не вздумай им давать. Они потом скрываться начинают, и от них денег не допросишься, – тётя Люба замерла, осмотрела тесное помещение, заставленное доверху товаром. – Вроде бы всё сказала. Вроде ничего не забыла. А, стой… Там под кассой ещё деньги есть, их не трогай. И водку вот эту, – он отвернула край покрывала и показала полупустой ящик, – не продавай её. И смотри, чтоб Николя не заметил, если вдруг соизволит к нам заглянуть. А так, всё по-старому. Всё, я ушла.

Она протиснулась в узкую дверь и исчезла в осенней сырости.

Только я устроился на ветхом стуле, как в окошечко постучали.

– Это снова я! – заглядывая в решётчатое окно, почти крикнула тётя Люба. – Николя запретил запирать окно.

– Так ведь холодно! – тут же возмутился я.

– Ничего не знаю. Он сказал, что из-за этого продажи падают.

– И ночью не запирать?

– Ночью особенно.

Я недовольно хмыкнул.

– Николя сказал, что придумает нам какой-то обогреватель. Но и предупредил сразу, чтобы мы особо его не палили, а то света много жрёт.

– Придумает он, конечно.

– Всё, ушла.

В этот раз тётя Люба действительно ушла и не появлялась до следующего утра.

Я всю ночь просидел в ларьке на дырявом ватном одеяле, укутанный в три пледа.

Приходили люди, покупали в основном сигареты и спиртное. Приходил и тот самый Бугай, которому запретили давать в долг.

Ближе к вечеру народ потянулся вереницей. Спиртное разлеталось как горячие пирожки. А быть может, и лучше. Товар так и не подвезли. У меня закончилась водка, и пришлось продать две бутылки из полупустого ящика под покрывалом.

Утром тётю Любу чуть инфаркт не хватил, когда она недосчиталась двух бутылок.

– Кирилл, я же тебе говорила не продавать, – не то взмолилась, не то негодовала она.

– Товара не было.

– Да мне плевать, что не было товара. Это моя водка… – сказала она и тут же замолчала, понимая, что проговорилась.

В общем-то я и сам подозревал, что она продаёт свой алкоголь, и, скорее всего, не только алкоголь.

– Чего вы так переживаете? Придёт партия, заберёте свои две бутылки.

Тётя Люба недовольно хмыкнула, упёрла руки в бока, тем самым съев последнее свободное пространство в ларьке, и демонстративно отвернулась.

– Деньги за товар под кассой, – сказал я и буквально вытек на улицу.

Работа здесь, конечно, будет полегче, чем разгружать фуры с колбасой, но тоже, как говорится, не фонтан. Вечные пьяные хари лезут сквозь узкое окошечко. Холодно и сыро. Ни поспать, ни подремать. Всю ночь кому-то что-то надо. То водка закончилась, то сигареты, то ещё какая-то мелочь.

Точно такой же убитый и раздолбанный, как вчера, я вернулся домой и завалился на матрас. Мне даже не хватило времени понять, где и как я живу. Как обставлена моя единственная комната.

Бежевые обои, потрёпанное кресло и матрас у стены. Старый советский шкаф и одна тумбочка от кухни возле окна, где стоит чайник, пара кружек с тарелками и половина булки.

То, что это общежитие, я понял вчера, когда вернулся после ночных разгрузок. Соседей не встречал. Да и некогда мне было их встречать. Пришёл, завалился спать. Проснулся, закинул кое-какую еду и дальше на работу.

В этот раз я почему-то долго не мог уснуть, хотя тело только и просило отдыха и сна. И как можно больше. Глаза пекло от света. Я задёрнул штору и вновь упал на дешёвое синтетическое постельное белье.

Перед сном я молил лишь об одном – только бы мне не пришлось идти сегодня на работу. Ни на склад, ни в этот чёртов ларёк, больше похожий на гроб.

Проспал я до самого вечера.

Выспавшийся, но совсем не отдохнувший, я решил прибраться в комнате. Закинул немногочисленные вещи в шкаф, где под тряпками заметил старую металлическую коробку, в которую когда-то скидывал деньги на мотоцикл.

И в этот раз там оказались деньги. Намного больше, чем в детстве. Ради собственного удовольствия я достал пачку купюр, пересчитал, прикинул в уме, сколько ещё надо, и аккуратно вернул коробку на дно шкафа.

До поздней ночи я просидел в комнате, читая книгу. Иногда отвлекался, задумывался о чём-то и вновь погружался в чтение.

Утром проснулся раньше, так как кто-то отчаянно колотил по двери.

– Кирилл! Кирилл! – кричала соседка Настя и молотила по фанерной дверце.

Я вскочил на ноги, быстро натянул штаны и открыл дверь.

– Да! – ответил я спросонья.

– Там тебя какой-то парень к телефону.

Пошатываясь, я побрел по коридору, где висел общий телефон.

– У аппарата.

– Здорово, Кирюха, – приветствовал знакомый голос.

– Привет.

– Есть минутка? Поговорить надо, – всё тот же голос, который я никак не мог определить.

– Ну?

– Тут дело такое. У меня, короче, зачёт один не сдан, а деньги совсем закончились. Точнее, не закончились, но мне ещё за квартиру платить. Короче говоря, я немножечко попал в неприятную ситуацию. Родокам я сообщать не хочу. Хочу как-то сам всё решить. Поможешь?

Это был Вова. Я узнал его по последнему слову. Но почему?..

Почему я до сих пор поддерживаю с ним связь. Неужели мне не хватило двух комнат, где он показал свое истинное лицо. Неужели молодая память такая короткая и так быстро прощает все подлости? Но мне оставалось только наблюдать, молча сидя в собственной голове.