Дмитрий Дарин - Поспели травы

К тебе, царевна, я письмо имею,
Один боярин с человеком передал.

Да? Сама читала?

Да как я смею?!

Давай сюда.
Письмо без подписи.
Так чья рука писала?

То мне неведомо. Гонец мне наказал,
Чтобы немедля оно к тебе попало.

Ну что ж, кто б ни писал,
Не будет злей опала.
Теперь оставь меня.

Храни тебя Господь, царица наша.

Что пишет здесь неведомый боярин?
«…Собрали войско, Шеин и Гордон, все верные царю,
Под двадцать пушек, конница, идут к монастырю…»
А этот муж зело коварен,
Услугу хочет оказать.
Хороший знак – боится проиграть
И хочет заработать милость.
Таких мне видеть приходилось,
И тут и там стремятся угождать.
Боярство испугалось не на шутку —
А этот все не может выбрать дудку,
Под чью полезнее плясать.
Так Цыклер как-то доплясался,
Хотя его я не виню.
А вот боярин зря не подписался,
Коль буду править – доищусь и первого казню.
Чтоб милость заслужить – подписываться надо,
На кол не посажу, такому и топор – награда.

Жаль, не был на приеме [12]
Мой, государь, знакомец с Саардама.
Веселый малый.

Голландец, что-ль, какой?

Да нет – холоп твой
Меншиков, сын конюха.
Тобою послан обучаться мачтовому делу.
Вот боек и остер,
Он высмеял бы весь австрийский двор.
Занятен.

Да, Меншиков, хотя не знатен,
Но, правда, боек, в науках преуспел,
А есть – кичатся все дворянским родом,
Различия не делая меж яхтою и ботом.
Такие будут не у дел.
А двор хорош, и Леопольд радушен.

А главное – как барышня надушен.

Ты Леопольда не хули —
Пока он с Портой на ножах,
Союзник добрый будет наш.
Подлей-ка, Франц, еще «Шабли».
Такие танцы хуже скачки – жажда гложет,
Хмельницкий [13]только и поможет.
А бал был все-таки хорош.

И дамы хороши.

Не то что наши – сидят по избам взаперти,
Как пленные, не учатся ни танцам, ни наукам,
Для женщин вреден и разврат и скука,
Вернемся – надо ассамблеи завести.

А приживется сей обычай?
У нас ведь женщина всего дичится.

Вот потому нас дикарями кличут,
Что в самой маленькой столице
И бал, и танцы, тоньше нравы.
У нас лишь Бахуса забавы.
Не все же топором махать,
На отдых будем танцевать,
Ох с дамами люблю плясать я.
А кавалеры – им подстать,
Все ходят в азиатском платье,
Как турки иль татары – в однорядке,
Охабни без карманов, рукава до пола
Бумаги прячут в сапогах да в шапке,
А бороды – растят с времен раскола.
Да будет азиатчина – крамола.

Кафтаны иноземных образцов,
Да брадобритие еще царь Федор запрещал.

Он это нам не завещал.
Бояр обрить без лишних слов,
Обрезать полы у кафтанов —
И европеец уж готов
Из древнерусского Ивана —
Наполовину, правда.
Налей еще – такая жажда.

Когда прикажешь, Петр Алексеич,
Готовить экипаж в Венецию?

Не будем долго почивать на лаврах.
Наук постигли разных в кораблях, строительстве, фортециях
Мы в Англии, Германии и Нидерландах.
Лишь флота нет галерного в сих странах,
Каким славна Венеция.
А знать его зело необходимо.

Государь, письмо от князя-кесаря.

Вот же бесы,
Вот же дьявол!
Вот Ромодановский – раззява!
Венецию оставим на потом,
А завтра же в Москву, ни дня не мешкать!

Да что случилось, умер кто?
К чему такая спешка?

Стрельцы. Опять стрельцы!
Ведь все-таки взбунтовались, подлецы.
Идут войною на Москву.
Еще в апреле я Ромодановскому-князю
Писал наказ, чтоб розыск учинил над этой грязью,
Сбежавшими со службы бить челом.
Повесил б челобитников гуртом,
Теперь беды бы не было такой.
Ох воры, воры, ох кругом разбой!

А верховодит кто? Зачинщики известны?

Листов немало по Москве прелестных,
Чтоб Софью возвести на трон.
Даст Бог, подавим бунт, я лично розыск проведу,
И будет каждый вор казнен
У всех крещеных на виду.

А что правительство?

Правительство, как пишут, молодцы —
Собрали войско, до баталии дойдет.
То семя Милославского растет,
Проклятый Милославский [14].
Проклятые стрельцы.
Возницын остается в Вене. Вы едете со мной.
Приедем быстро, как не чают.
Царям нередко изменяют,
Но чтоб на трон идти войной,
Такое изредка бывает.
От мятежа надежно помогает
Одно испытанное средство —
Заплечный укорот.
Ну все, идите спать, тут по соседству.

Что за страна досталась мне в наследство,
Что за немыслимый народ —
Предпочитать смиренное болото
Опасному, но гордому полету,
И тех топтать, кто крылья им кует.
Он ищет волю в бунтах, а не в славе,
Все разорить, порушить и сломать,
Беструдное богатство нагулять,
И кончить где-нибудь в канаве.
Суровый царь, хоть возмущает ропот,
Но и забыться не дает,
Под недовольный робкий шепот
Не так обильно кровь течет,
Не так беснуется народ,
Как под лихой разбойный клекот.
Зато от воровской свободы
Монархи гибнут и народы.
Им подавай такую власть,
Чтоб на печи валяться всласть,
Такую, как царевна Софья,
Чтоб наживать, не воевать,
Россию тихо пропивать —
Мечта служилого сословья.
Вовек такому не бывать!
И коль угодно будет Богу,
Старинным русским ремеслом —
На дыбе, плетью, топором
Расшевелю дремучую берлогу,
Чтоб Русь себе расчистила дорогу
В Европу доблестным штыком.
России новое лицо
Явится миру – с блеском, славой.
А что касаемо стрельцов —
На плахе кончат те забавы.

Свят! Свят! Свят!
Что на Москве-то говорят!
Беда пришла, откель не ждали!

Татары вдруг на нас напали?
Иль мор какой?