Дмитрий Мережковский - Павел Первый

Платон Зубов и Бенигсен – в стороне.

Платон Зубов.Что вам, сударь, угодно?

Бенигсен.А то что если вы…

Платон Зубов.Оставьте меня в покое!

Бенигсен.Если вы…

Платон Зубов.Убирайтесь к черту!

Бенигсен.Если вы сейчас не согласитесь идти с нами, я вас убью на месте.

Вынимает пистолет.

Платон Зубов.Что за шутки!

Бенигсен.А вот увидите, как шучу.

Взводит курок.

Платон Зубов.Перестаньте, перестаньте же, Леонтий Леонтьевич…

Бенигсен.Решать извольте, пока сосчитаю до трех. Раз – идете?

Платон Зубов.Послушайте…

Бенигсен.Два – идете?

Платон Зубов.Э, черт…

Бенигсен.Три.

Платон Зубов.Иду, иду.

Бенигсен.Ну, давно бы так. (Палену.) Князь идет – пилюли изрядно подействовали.

Пален.Ну, вот и прекрасно. Значит, все готово. Хозяин, шампанского! Выпьем – и с Богом.

Депрерадович.Ваше сиятельство, а как же мы в замок войдем?

Пален (указывая на Аргамакова) . А вот Александр Васильич проведет – ему все ходы известны.

Аргамаков.От Летнего сада через канавку по малому подъемному мостику.

Яшвиль.А если не опустят?

Аргамаков.По команде моей, как плац-адъютанта замка, опустят.

Депрерадович.А потом?

Аргамаков.Потом через Воскресенские ворота, что у церкви, во двор и по витой лестнице прямо в переднюю к дверям спальни.

Яшвиль.Караула в передней много ли?

Аргамаков.Два камер-гусара.

Депрерадович.Из наших?

Аргамаков.Нет. Да с двумя-то справимся.

Денщики подают на подносах бокалы с шампанским.

Пален (подымая бокал) . С новым государем императором Александром Павловичем. Ура!

Все.Ура! Ура!

Бенигсен (отводя Палена в сторону) . Игра-то, кажется, не стоит свеч?

Пален.Почему?

Бенигсен.А потому, что с этими господами революции не сделаешь. Низложив тирана, только утвердим тиранство.

Пален.Ваше превосходительство, теперь поздно…

Бенигсен.Поздно, да, – или рано. А жаль. Ведь можно бы… Эх!.. Ну, да все равно. Le vin est tiré, il faut le boire. Идемте.

Пален.Идемте, господа!

Голоса.Идем! Идем! Ура!

Талызин.Ваше сиятельство, как же так? – ведь мы ничего не решили…

Голоса.Довольно! Довольно! Идем! Ура!

Все уходят. Два денщика, старый – Кузьмич и молодой – Федя, гасят свечи, убирают со стола, сливают из бокалов остатки вина и пьют.

Федя.Дяденька, а дяденька, грех-то какой – ведь они его убьют?

Кузьмич.Убьют, Федя, не миновать, убьют.

Федя.Как же так, дяденька, а? Царя-то?.. Ах ты, Господи, Господи!

Кузьмич.Да что, брат, поделаешь? От судьбы не уйдешь: убили Алешеньку, [42]убили Иванушку, [43]убили Петеньку, [44]убьют и Павлушку. Выпьем-ка, Федя, за нового.

Федя.Выпьем, Кузьмич! А только как же так, а? И какой-то еще новый будет?

Кузьмич.Не лучше старого, чай. Да нам, что новый, что старый, все едино, – кто ни поп, тот и батька.

Федя поднимает с пола гитару, брошенную кн. Долгоруким, и, как бы о другом думая, тихонько перебирает струны. Кузьмич сперва тоже тихо, потом все громче подпевает.

Кузьмич.

Комната княгини Анны Гагариной. Налево – дверь в спальню; в глубине – дверь на лестницу, ведущую в апартаменты государя. Направо – камин с огнем. В углу стенные часы. Ночь.

Павел и Анна.

Анна сидит в кресле у камина. Павел у ног Анны, положив голову на ее колени, дремлет.

Анна.Баю-баюшки-баю! Спи, Пáвлушка, спи, родненький!

Павел.Какие у тебя глазки ясные – точно два зеркальца – вижу в них все и себя вижу маленьким, маленьким… А знаешь, Аннушка, когда я так лежу головой на коленях твоих, то будто и вправду я маленький, и ты на руках меня держишь, баюкаешь…

Анна.Спи, маленький, спи, деточка!

Павел.Сплю, не сплю, а все что-то грезится давнее-давнее, детское, такое же маленькое, как вот в глазах твоих. Большое-то забудешь, а малое помнится. Бывало, за день обидит кто, ляжешь в постель, с головой одеялом укроешься и плачешь так сладко, как будто и рад, что обидели… Ты это знаешь, Аннушка?

Анна.Знаю, милый! Нет слаще тех слез – пусть бы, кажись, всегда обижали, только бы плакать так…

Павел.Вот, вот!.. А тебя кто обижал?

Анна.Мачеха.

Павел.А меня мать родная… Ну, да не надо об этом… Зато, когда весело, так весело – расшалимся, бывало, с Борей Куракиным, [45]со стола учительского скатерть сдернем и ну кататься, валяться – пыль столбом. Из шкапов книжных полки повытаскаем, мосты военные строим. А лошадки, солдатики! А там уж и дела сердечные… Влюбляться-то чуть не с колыбели начал. В томах Энциклопедии Французской – книжищах преогромных, больше меня самого – все изъяснение к слову Amour ищу и с фрейлинами – против нас жили во флигеле – в окна переглядываемся. Не знал еще, что такое любовь, а уж дня не мог прожить без страсти. Подышу на зеркало и выведу пальцем имя возлюбленной, а услышу, идут – сотру поскорее. Раз на балу персик украл, спрятал в карман, чтоб любезной отдать, да забыл, сел, раздавил, по штанам потекло – срам! А красавицы-то, не шутя, на плутишку заглядывались: я ведь тогда – не то что теперь, курносый урод, – мальчик был прехорошенький. Портретик мой помнишь? Где он? Покажи-ка.

Анна снимает с шеи цепочку с медальоном и подает Павлу.

Павел (глядя на портрет) . А-а! Я и забыл, что мы тут вдвоем: на одной половинке – я, на другой – он. Ровесники. Обоим лет по двенадцати. И похожи-то как! Две капли воды. Не разберешь, где я, где он. Точно близнец, аль двойник. Ну да и не диво – ведь сын родной, первенец, плоть и кровь моя, мальчик мой милый!.. Александр, Александр!

Ломает медальон и бросает в огонь.

Павел.Будь он проклят! проклят! проклят!

Анна.Что ты, Павлушка? Сына родного…

Павел.Отцеубийца!

Анна.Нет, нет, не верь, налгали тебе – Александр невинен…

Павел.Невинен? Он-то невинен? Да знаешь ли, что он со мною сделать хотел? Пусть бы просто убил – как разбойник, ночью пришел и зарезал… Так нет же, нет! Не тело, а душу мою умертвить он хотел – лишить меня разума… С ума-то свести можно всякого, только стой все кругом, да подмигивай: «Вот, мол, сходит, сходит с ума!» Хоть кого, говорю, возьми, не выдержит – взбесится… А сошел бы с ума, – посадили бы на цепь, пришли бы дразнить, как зверя в клетке, и я бы выл, выл, выл, как зверь, или как ветер – слышишь? – в трубе воет – у-у-у!..