Станислав Виткевич - Дюбал Вахазар и другие неэвклидовы драмы

М а г и с т р ( упавшим голосом ). Не могу устоять. Мне кажется, одного тебя я люблю в этом ужасном пустынном мире. Я бедный, слабый человек, обуреваемый противоречивыми, но вполне обычными чувствами.

Д е л я Т р е ф у й. Амалия, отведи Магистра в нашу спальню и сразу возвращайся за Янулькой — придет и ее время.

Магистр, весь обмякший, выходит, ведомый Герцогиней.

I У р о д. Ну — теперь наш черед.

Слезает с трона. За ним Второй Урод. Дер Ципфель продолжает сидеть на троне. Подставки Уродов висят на них, как юбочки, обнажая обтрепанные, рваненькие, несколько куцые брючки и босые ноги.

I I У р о д. Кофе — кофе и ликеров. Названиев не знаем — лишь бы было подороже.

Я н у л ь к а. Значит, вы то, за что я вас приняла — просто символы крайнего убожества предрассветных иллюзий.

I У р о д. Никакие мы не символы. Никому, даже нам самим, не известно — кто из нас женщина. Мы ждем нового грехопадения. Мы — замкнутый в себе мир абсолютных, но обезображенных идей. Пятая действительность как таковая — нонсенс, она всего лишь — последняя маска гибнущих аристократов духа. Кофе! Кофе!

Оба садятся за столик княгини Эльзы.

Я н у л ь к а. Выходит, даже на вас уже нельзя положиться? Эти ваши босые ноги и драные портки омерзительны. А я-то считала вас живыми полубожками, кем-то не от мира сего. И что от всего этого осталось?

Де ля Трефуй подает Уродам кофе.

I У р о д ( наливая ). Сверху мы, кажется, еще довольно странные.

Я н у л ь к а. А потом выяснится, что и вверху — тоже не то. Ах, как неприятно! Мама, я возвращаюсь к тебе — в безысходную нищету. Хочу все начать сначала.

Э л ь з а ( спокойно ). Слишком поздно, дитя мое. Твой дед рассказал мне обо всем. Ты без брачного обета уступила коварным домогательствам Магистра. Ну и вступай себе в его свиту. ( Пьет кофе .)

Я н у л ь к а. Неправда! Я до сих пор полудевственница. Впрочем, это детали. ( Герцогу Альфреду .) Так может у одного тебя хватит смелости. Бейся с кем хочешь — только не кто кого переглядит. Покажи, на что ты способен. Мне чудится в бездонной пустоте фигура неведомого рыцаря без лат — пускай во фраке, пусть он будет хоть альфонс, хоть вор, лишь бы в нем была простая человеческая смелость, а не самоубийственное, трусливое ожидание счастливого случая под маской искусственного «я».

Входит Г е р ц о г и н я.

Д е л я Т р е ф у й. Проблемы эти не достойны моего будущего. Я никогда не верил в готфридову абракадабру, но когда случай подвернулся, тоже завел мирок — может, не столь фантастичный, зато более реальной. И туда я не дам войти никому, даже будущей жене — ты еще не знаешь, Янулька, что я намерен посвататься к тебе официально... ( Герцогине .) Все готово?

Г е р ц о г и н я. Да. А теперь, Янулька, иди спать и не верь ничему, что говорит Альфред. Я тебя посвящу во всю утонченность этих господ. Звучит омерзительно, да ничего не поделать. Ты наконец перестанешь считать жизнь горячечным бредом.

Ф и з д е й к о ( внезапно вскакивает и сбрасывает пурпурную мантию. Стоит в сюртуке табачного цвета ). Я еще здесь — я — король! Все — на колени предо мной!

Д е л я Т р е ф у й ( холодно ). Вашего режиссера здесь нет, господин директор Физдейко. Великий Магистр — мой, и никто его из моих копей не вырвет.

Ф и з д е й к о ( палит ему в башку из браунинга ). Болтает, как герой криминального романа. Умолкни, умолкни навеки, проклятый символ моего позора. ( Вбегают четыре Б а р ы ш н и из свиты Магистра и выносят Герцога за двери .) Ну что — фон Плазевиц, пора пускать твой депрессивный газ. Больно уж мы все в хорошем настроении, господа мои.

Ф. П л а з е в и ц ( достает из кармана какую-то странную трубочку и откручивает винтик; слышно громкое шипенье ). Хотите? Пожалуйста.

Ф и з д е й к о. Янулька, это был дурной сон. Мы начинаем всё сначала. Ты отомщена. Герцогиню я беру в гувернантки.

Я н у л ь к а ( указывая на Уродов ). А эти — что делать с ними, папуля? Даже они себя разоблачили.

Ф и з д е й к о ( подходит к Уродам ). Эти — обычные бандюги из предместья. ( Уроды с птичьим клекотом садятся в прежних позах на пол .) Эти... ( Конфузливо .) Эти — всего лишь и единственно символы.

Я н у л ь к а. Но символы чего — искусственного «я» или самой банальной посредственности? Я этого не вынесу — я тоже лопну! Я хочу длиться вечно, без конца, а от меня все ускользает, все слишком скользкое, слишком мелкое... ( Птичий смех Уродов: становится почти светло, но с красноватым отсветом; лампы гаснут .) Это не истерика, как наверняка думают эти Уроды. Мне действительно надо кого-нибудь сожрать, а хочется — только тебя, папуля.

Ф и з д е й к о. Вот я — твой несчастный отец. На — вгрызайся в меня угрызениями своими. Только этого не хватало. Не удалось мне заполучить для тебя подходящего мужа. ( Дер Ципфелю .) Освободи же нас наконец, жестокий надзиратель потусторонних застенков. Проделай какой-нибудь новый «трюк». Мне просто хочется раз в жизни поспать, как обычному маленькому человечку, какой я и есть.

Д е р Ц и п ф е л ь ( вставая с трона ). Нет — сеанс не кончен. Вы хотели запечатлеть вечность на маленькой карточке жизни? Так вот вам она. Уже рассветает, и новый день вам придется начать, не поспав ни минуты.

Ф и з д е й к о. Вечность! Слышишь, Янулька? Не хочу я уже никаких королевств, ни искусственного «я», ни вечности, спрессованной в таблетках минут. Заснуть и забыться — вот все, о чем я мечтаю. Ах, и чтобы во сне пришла наконец тихая, безболезненная смерть!

Э л ь з а. Разве я не говорила — я тебе столько раз говорила, Генек, что сон — высшее счастье людей, нищих и духом, и телом. Только не надо было опиваться кофе с ликерами.

Я н у л ь к а. И я, такая молодая, красивая, странная — все так говорят, — но при этом такая обычная девочка, должна признать вашу правоту. Это всё они виноваты — проклятые, не доросшие до меня мужчины.

Ф. П л а з е в и ц. Да-с — и самая бешеная фантазия не в силах породить никакую психическую надстройку. Мы кончим как обычные болотные пингвины. Маски без должности, трупы в отпуске, ключи без замков, болты без гаек, хвосты без обезьян — нам даже не сыграть роль до конца.

Д е р Ц и п ф е л ь ( страшным голосом ). Прочь! Долой с глаз моих, фальшивые духи. Я обманут, я предан!

Клекот Уродов — очень громкий. Все кроме Уродов и трупа де ля Трефуя разбегаются в дикой панике, толкаясь в дверях.

Занавес

Конец третьего действия

Слева сцена — такая же, как в I действии. Справа вместо салона — сад. Цветущие кусты окружают площадку, посыпанную красным песком. Левый конец стены, зигзагообразно обрушенный, увит цветущими глициниями. Над кустами — сосны и лиственные деревья в осенних красках. Слева сцену заливает утреннее солнце. Поют птицы, где-то вдали мычат коровы. Из-за стены выходит Э л ь з а, оборванная, как в I действии, гасит электрическую лампу, горевшую на ночном столике, и залезает под одеяло. В центре сцены два кресла ( рококо ) из I действия.