Мустай Карим - Не бросай огонь, Прометей!

Вот минуло еще одно столетье,
А ты все так же горестен и смутен,
Твой взгляд всегда на Землю устремлен.
Чего ж тебе на небе не хватает?
Чего еще?
Наскучило веселье?
Уже не сладки пища и вино?
Здесь женской ласки мало или славы?
Иль ты уже не дорожишь свободой?
Иль стал несносен
Прометею Зевс?
Когда мы все здесь пировали дружно,
Все сорок небожителей бессмертных,
Не ты ль один стоял живым укором?
Так что ты хочешь?
Что не по душе?

Мне все не по душе —
Все, что творим и как живем. О Зевс!

Но о каких ты говоришь свершеньях?

О том, что прежде целое столетье
Вели войну, и с неба — не дожди
Текли, а реки крови…
Что ж потом?
Мы на столетье завели застолье…
Воюем или пьянствуем… Когда же
Хоть что-нибудь построим, обновим?!
Кто, кроме хромоногого Гефеста,
Хоть пальцем бы о палец тут ударил?!

Мир больше не нуждается в поправках —
Законченным его создали мы!

Создали, но ведь сразу и забыли.
Взгляни туда — какой там черный день,
На черной почве копошатся люди,
Те люди, у которых нет весны.
Скажи, за что ты их лишил огня
И отнял свет, и веру, и надежду?

Так им и надо!
Разве не известно,
Как оскорблен я жертвоприношеньем?
На мой алтарь подсунули не мясо —
Негодные объедки и мослы.
О эти люди!
Страшно возгордились,
Пусть кару злую понесут сполна!

Но сколько можно?

До скончанья мира.

Как с ними ты жесток!

Ты — небожитель!
Нам не пристало горевать бесплодно,
И что тебе за дело
До людей?

Так ты забыл, о Зевс,
Давным-давно,
Когда еще с тобой мы были ровня,
Создал я этих маленьких людей.
Я взял в ладони свежей белой глины,
Слезами замесил ее,
Потом
Людей фигурки вылепил.
Они —
Не слезы ли мои?
Да, это слезы,
Что пролились
И много раз прольются.

Ну, если так,
Их высушить пора…
Я выжгу их, сотру,
Людская гордость
Во мраке безотрадном задохнется.

Без гордости и человек — ничто,
А так — подобье нечисти ползучей.

О Зевс! Где милосердие твое?!
Пока что им — одно тысячелетье,
И человек — еще совсем дитя.
Его вина — провинности младенца.
Ты — царь!
К рабам будь милостив!
Красавцы
И жалкие уроды,
Все они —
Твои же дети…

Надо уничтожить
Уродов!..

Где же совесть?
Стыд и вера?

А вера, стыд и совесть — это я.

Ты — высший бог,
Но божество есть выше.
Есть совесть бога!
Будешь беспощаден,
И целый мир покроется уродством
Ничтожной лжи, и лестью, и обманом.

Умерь свою гордыню, Прометей!
Довольно!
Не учи меня отныне,
Кого карать и миловать кого.
А встанешь поперек моей дороги,
Пойдешь моим словам наперекор —
Пеняй лишь на себя.
Хоть я сегодня
Надменных слов твоих прощаю дерзость,
Но не прощу
Таких же дерзких дел.

Навек простую истину запомни:
Лишь только у того, кто сам на воле,
Свободно слово, подлинно свободно.
Оно опасно…
А язык раба
Быть должен, как ворота, — на запоре,
А и сболтнет словцо — пустее дыма…
Предостеречь хочу — ты не накликай
И на себя такой судьбы зловещей,
Бог непослушный,
Видно, потерявший
И голову как легкий волосок!

Спасибо за науку!
Мне вовеки
Ее теперь не позабыть.

Похвально.

Владыка!

После!

После будет поздно.

Ну, что стряслось?

Вот — яблоко!
Добыл
С опасностью для жизни.

Как, и только?

Нет. Я — с тревожной вестью…

У тебя
Всегда тревоги,
Страхи, кривотолки,
Готов из мухи сделать ты слона.

Когда не прибавляю — ты не веришь.
Но ведь и вправду весть моя ужасна:
Во чреве Геи зародилось пламя,
Теперь огнем беременна Земля!
Однажды ты изрек такое слово:
«Власть у того, кому огонь подвластен!»
Страшился прорицаний…

Верно, ты
В траве увидел светлячка ночного,
Червяк, зовут его «огонь мышиный»,
Так светится в потемках.

Царь небес!
Ты дурнем не считай меня,
В утробе
Земли сырой
Пожара взбухла искра.