Агустин Морето - Живой портрет

Хоть и преследует меня
Судьба жестокая, сеньор,
Но не простого я рожденья.

Об этом говорит ваш облик.
Ну, дочь, я очень, очень рад,
Пусть остается в добрый час.
Пора зажечь огонь. Стемнело.

А ты иди готовить ужин
Для Лопе. Главное сейчас,
Чтоб он питался и питался.
И пусть мне принесут свечу.

Ну вот, Люсия, ты и наша.

Сто раз целую ваши ноги.

Нет, это вовсе не пристало
Тебе, Люсия. Ну, пойдем.

Любовь безумная, что ж дальше?
Ведь этот брат причиной будет…
Нет, я совсем теряю разум.

О, небо, если здесь дон Лопе,
Я спасена от всех тревог!

Ну, вот мой дом, дон Феликс де Гусман.
Сюда о вашем деле,
Надеюсь я, известья вы пришлете.
Уж раз, по воле неба,
Мы с вами познакомились в дороге
И приобрел я друга, я хочу —
И в этом я свое увижу счастье —
Быть верным другом вам до самой смерти.
Ну, а меня недобрая судьба
Вела сюда, чтоб шел я, умирая,
Тоскуя об одной прекрасной даме,
С которой я расстался против воли, —
Не знаю, что с ней, где она теперь, —
И у меня в душе любовь и горе.

Ну, как мне дону Феликсу сказать,
Что это донья Анна де Ривера:
Он сам ведь из Севильи, и, конечно,
Они знакомы. Я бы не хотел,
Чтобы ее злословие коснулось.
Куда она укрылась, я не знаю,
Да и моя судьба еще темна.
Что впереди? Кто может поручиться,
Что сладкий долг мой скоро я исполню
И поведу невесту к алтарю?

Дон Лопе, я узнал, где вы живете,
И вы мою гостиницу узнали, —
Она совсем у стен монастыря.
И если небо не судило мне
Стоять на поединке рядом с вами
(Мы не были тогда еще знакомы),
То пусть в Мадриде будет все иначе,
Чем там, в Севилье. Вас я полюбил,
И видеться должны мы каждый день.

Уж если мне счастливая звезда
Позволила оправиться чудесно
От тяжкой раны и вернуться к жизни,
Я слово вам даю, что так и будет.

Не знаю, с кем дрались вы. И вопросов
Об этом задавать я не решился.
Я видел, что недаром вы молчали.

Дон Феликс, в этом деле
Честь женщины замешана, и я
В отчаянии буду, если тень
Малейшая коснется этой чести,
И потому я имя не назвал.
Я знаю, кто меня в Севилье ранил,
А он меня не знает. Бился он
С неведомым врагом. Потом в Триане
Укрылся я, чтоб рану залечить,
И где мой враг — не знаю. Знаю только,
Что счет не кончен. Ранил он меня
И ранил друга моего. И если
Мы встретимся опять, я должен буду
Убить его и расквитаться с ним.

Дон Лопе, мы — друзья. А верный друг
Не хочет знать того; что скрыто другом.
Прощайте, вы увидитесь сейчас
С отцом, который так вас обожает,
Который вас не видел столько лет
И ничего не знал о вас.

Прощайте.

Теперь — в гостиницу. Я беспокоюсь.
В Мадриде я надеялся найти
Фернандо де Ривера, моего
Товарища. Какая-то случайность
Заставила его Севилью бросить,
И говорят, что он бежал в Мадрид.

О, небо, после стольких лет,
Конечно, все покажется мне чуждым!
Все изменилось. Да и я не тот.
Узнает ли хоть кто-нибудь меня?
Но — осторожность! Я лицо закрою, —
Два человека к дому подошли.
Тут есть надежда что-нибудь узнать.

Сеньор, да чтоб я лопнул! Пусть приходят
Хоть триста сыновей: как был ты сыном,
Так им и будешь. Ты ужасно робок.
Да и потом, уж если ты задумал
Жениться, так пойми, что все пропало,
Как только ты покинешь этот дом.

Но ты же знаешь все, что там случилось.
Ты хочешь, чтоб дождался я позора?
Не может ведь обман тянуться долго
После того, как объявился сын!

С тобою просто скучно говорить!
Старик уж не расстанется с игрушкой,
Хоть воротись к нему сам блудный сын,
А после этой выходки твоей,
Когда ты ловко так бежал из дому,
Ты чист и прав, что б дальше ни случилось.
Пусть все откроется в конце концов, —
Ты можешь им сказать, что ты
Ни за кого себя не выдавал.
А мало этого тебе, подумай
Об ужине, ужасный человек!
Во имя всех святых! Сегодня были
Большие к этому приготовленья.

А что на ужин будет?

Каплуны.

Я не могу их рассмотреть. Темно.
И не пойму, о чем они толкуют.

Я предпочел бы действовать открыто:
Сказать, что я Фернандо де Ривера,
И знатность рода моего дала бы
Мне право на Инесу. Но упрям ты,
И вот опять мы входим.

И прекрасно!
Чудак! Ведь все тебе само дается:
Ты только не зевай, а там, гляди,
Упрашивать тебя они же будут.

Ты им скажи, что я пришел не в духе.

Такого страха нагоню, что любо!

Ну, будь по-твоему.

Вот бог свидетель:
У старика всегда ты будешь сыном,
Хотя бы настоящий сын явился
И выложил из своего кармана
Свидетельство от кума и кумы.

Они вошли, предоставляя мне
Томиться в неизвестности. О, небо!
Кто эти двое? Ах, я сам не свой!
Но почему я так сейчас волнуюсь
Об отчем доме, если уж давно
О том, что в нем творится, я не знаю?
Да, но дает ли это основанье
Сказать, что я напрасно беспокоюсь,
Раз я о нем не знаю ничего?
Давно могли Инесу выдать замуж.
Я постучусь. Как сердце вдруг забилось!
Но дверь не заперта. Ну что ж, войду.
Я должен положить конец тревогам.
Не знаю сам, чего я так боюсь,
Но только эти двое… Неспокойно
Мне почему-то стало на душе,
И этот страх — недобрая примета.
Когда мы так томимся беспричинно,
Когда мы ждем неведомо чего,
Нас тайное предвестие волнует:
Ведь наше сердце зорче наших глаз.