Александр Корнейчук - Фронт

Крикун. Дело в том, что у меня статья кончается так. Вот послушайте. (Вынимает, читает.) «Он погиб на моих глазах, этот чудесный юноша, достойный сын своего отца. Сквозь грохот артиллерийской канонады я услыхал его последние бодрые слова: «Передайте отцу, я умираю спокойно, знаю, что он за меня отомстит кровавым гадам». Понимаете, если бы теперь всего несколько строчек от отца... я даже текстик набросал. (Читает.) «Старик генерал долго сидел с опущенной головой, узнав о смерти любимого сына... потом поднял голову, в глазах его не было слез. Нет, слез я не увидел! Глаза горели священным пламенем мести. Он твердо сказал: «Спи, мой мальчик, и не беспокойся. Я отомщу. Клянусь честью старого солдата». Вы понимаете, если бы это удалось мне сейчас провернуть! Вы понимаете, какая была бы статья! Это же фитиль всем газетам. Что же делать? Вот-вот Москва будет на проводе. А как вы думаете, если согласовать текстик по телефону?

Адъютант. А как же вы глаза командующего увидите по телефону? Вы ж так их расписали.

Крикун. Милый мой, если бы я писал о том, что я видел, я бы не смог писать ежедневно. И никогда бы не имел такой популярности. Редакция требует материал каждый день. Читатель ко мне привык. Без статьи Крикуна газета не может выйти. Все газеты завидуют нашей. Всегда говорят моему редактору: вы счастливый, за вашего одного Крикуна мы бы отдали всех своих, — да, отдали бы всех корреспондентов.

Адъютант. Да, вы пишете много. Я всегда читаю. Очень бойко у вас выходит.

Крикун. Что же делать? Как позвонить командующему?

Адъютант. Туда звонить нельзя.

Крикун (посмотрел на часы) . Я уже опаздываю. Передам так. Думаю, что командующий протестовать не будет. Ведь написано здорово, а? Как вы находите?

Адъютант. Ничего.

Крикун. Бегу передавать. Привет, привет! (Вышел.)

Входят Благонравов и Удивительный.

Благонравов. Не пришел?

Адъютант. Никак нет.

Благонравов. Звонил, что выезжает сюда. (Садится.)

Адъютант вышел.

Удивительный. Подумайте, кто бы мог ожидать, что лишимся танкового корпуса? Ведь все данные разведки говорили за то...

Благонравов. Не говорите. Какие данные? У нас никогда не было серьезных данных. В этом наше несчастье.

Удивительный. По-вашему выходит, что у нас вообще разведки не существует.

Благонравов. Если говорить правду, на нашем фронте ее нет. Передовые части видят, что делается у неприятеля, только до первого бугра, а что за бугром — чаще гадают. Мы, если бы не авиация, совершенно бы ничего не знали. А авиаразведка не в силах все сделать, не говоря уже о том, что данные авиаразведки сами нуждаются в проверке.

Удивительный. Я с вами не согласен. Даже удивлен. Сводки, которые я каждый день готовлю для вас, для...

Благонравов (перебивает) . А я их решил не читать. Довольно! Надо принимать самые серьезные меры. Не то нас с вами будут судить. Настоящая разведка — это всегда пятьдесят процентов успеха, а иногда и все сто. Только дурак этого не понимает. А мы же — слепые люди. Позор!

Удивительный. Странно. Выходит, мы...

Благонравов. Да, да. Дураки. Я — потому, что с вами работаю. Вы же — от природы такой... удивительный.

Удивительный. Товарищ начальник штаба, командующий другого мнения о моей работе. Он меня знает много лет. Я протестую. Я, наконец, орденоносец...

Благонравов. Я знаю, что думает о вас командующий. А то, что вы орденоносец, — это просто недоразумение.

Удивительный. Ага, по-вашему, выходит, что правительство, награждая меня, ошиблось.

Благонравов. Да. И дважды. Первое — что вас наградили. И второе — что за нашу работу до сих пор ни у меня, ни у вас орденов не отобрали, с треском, с опубликованием в печати. (Вышел.)

Удивительный (вынул книжечку, записывает) . Правительство ошибается. Правительство ошиблось дважды... Разведка у нас плохая. Что он еще говорил? Ага. (Пауза.) Меня назвал дураком. Ясно. Эти настроения известны. Типично пораженческие. Обожди, ты еще почувствуешь, какой я разведчик! (Берет трубку телефона.) Иванова... Иванов, это Удивительный. Когда у тебя партбюро? Сегодня? Очень хорошо. У меня есть вопросик, разобрать одно дельце надо. Слушай, ты не помнишь по анкете, Благонравов из какой семьи? Происхождение? Ага. Сын дьякона... Ясно... Да так... Все. Я буду. (Положил трубку.)

Входит Горлов.

Здравствуйте, товарищ командующий.

Горлов. Здоров! Фу, голова трещит. Не спал всю ночь.

Удивительный. Как можно, Иван Иванович! Ведь ваше здоровье дорого всей стране.

Горлов. Ничего. Что у тебя?

Удивительный. Вот. (Подал бумагу.)

Горлов. Хорошо. Потом почитаю.

Удивительный. Иван Иванович, нехорошее настроение у Благонравова.

Горлов. А что?

Удивительный. Всем и всеми недоволен. Пахнет пораженчеством. Он говорит...

Горлов (перебивает) . Да ну его. Это же народ, знаешь, какой. Командующий сделает — они сразу к его славе примазываются. Ходят гоголем и ордена получают. А чуть что не так — в кусты, боятся ответственности. Я их душонку знаю. А причина очень простая: мозолей-то у них не было, откуда же у них закваска возьмется.

Удивительный. Правда, святая правда! Вот взять меня. На заводе я хотя и не очень долго работал, три года и две недели, но просто сам не понимаю, как это мне нутра пролетарского на всю жизнь хватает. Вот, смотришь, другой и культуру имеет, и университеты окончил, — все-таки присмотришься, — не то, нет. Типичное не то...

Горлов. Ясно. Сверху культура, а нутра-то земляного и нет. Потому и выходит не то.

Входит Благонравов. Удивительный уходит.

Благонравов. Прочтите. (Подал бумагу.) Если исправлений не будет, сейчас дам шифровать. Из Москвы второй раз звонили. Требуют подробностей.

Горлов (читает) . Да. Хорошо... Так... А это уже нет. (Отметил карандашом.)

Благонравов (смотрит) . Почему?

Горлов. Ты что, с неба упал? Командир танкового корпуса кто у нас? Балда. Дурак. Потому его и побили. Об этом и надо честно написать.

Благонравов. Я все-таки думаю...

Горлов (перебивает) . Меня сейчас не интересует, что ты думаешь. Будет так, как я желаю. (Читает дальше.) О!.. А это что еще за открытие? Что же это ты Огнева сразу в Александры Македонские производишь, а старую калошу Колоса — в Суворовы?

Благонравов. Там этого нет. Но операцию провели они блестяще. Колокол взят.