Кнут Гамсун - У врат царства

Бондесен.Я не согласен с ним в его взглядах, — разумеется, на политику, но мне часто приходится упоминать о нем в газете. Например, когда он женился вторично, я тотчас же сообщил о месте и времени его бракосочета-ния. И что же? Когда новобрачные выходили из магистрата, их и приветствовала довольно большая толпа народу. О, профессор Гюллинг, конечно, заслужил это.

Йервен(смотрит на Карено, улыбаясь). Он говорить вполне серьезно. Я в этом уверен.

Элина(к Бондесену). Это было очень любезно с вашей сто-роны. Его, действительно, все ждали и приветствовали?

Бондесен.Да. Профессора Гюллинга все знают.

Йервен.Ты прав, Бондесен. Если б о нем своевременно не заговорили газеты, он остался бы в неизвестности. Но явились услужливые люди, явился ты, вы писали о нем заметки, упоминали о нем, раздували, рекламировали его, пустили в ход, — и вот он гений!

Бондесен.Я нахожу, что всеобщее уважение, которым пользуется профессор Гюллинг, могло бы заставить тебя отнестись скептически к твоему собственному мнению.

Йервен.Напротив. Это и внушает мне недоверие к его мнениям.

Карено(утвердительно кивает головой).

Бондесен.Странно.

Элина.Да, странно.

Йервен.До тех пор, пока талантливый человек высоко держит голову и не сгибает спины, его либо замалчивают, либо нападают на него. Разумеется, если он что-нибудь собой представляет. Но как только он начинает сдаваться, опускает голову и признает себя побежденным, тотчас же отношение общества меняется; печать становится доброжелательной, сочувственной, все благородно стараются защитить его, в нем находят заслуги. Так создается всеобщее уважение.

Говинд(увлеченная). Как он пpeкpaснo говорит! (Идет к письменному столу и становится возле Kаpeно.)

Бондесен.Смешно, что я должен здесь защищать человека, который даже не принадлежит к моей партии.

Элина.Это очень благородно с вашей стороны.

Йервен.Сделай милость, возьми другого старого профес-сора. Если только такой найдется в правом лагере.

Бондесен(к Элине). Он уверен, что это остроумно.

Йервен.Возьми их всех, если хочешь. Все профессора — самые допотопные люди. Стоит им заметить, что кто-нибудь из молодых стремится к чему-то другому и что он одарен благородным упрямством настолько, что может добиться своего, — они тут как тут. Сначала идут добрые советы, потом — игнорирование, потом — противодействие, и наконец применяется сила. Берегись, Карено; ты рассердил одного из почтенных холопов.

Карено.Я очень те6е благодарен, Йервен. Ты как будто подслушал мои собственные мысли. (Подает ему руку.) Давно я не имел такой поддержки.

Элина.Йервен не знает наших обстоятельств.

Карено(улыбается, тронутый). Я откровенно признаюсь, что в настоящее время наши дела очень плохи. Мы так бедны, что скоро у нас не будет спасения. Мы ждем судебного пристава. Завтра или послезавтра нас опишут, если только я не найду какого-нибудь исхода. Но у меня есть надежда, и во всяком случае я не пойду ни на какие сделки.

Бондесен.Это зависит от того, не надо ли с чем-нибудь считаться. Нет ли каких-нибудь обязанностей.

Элина(кивает головой). Разумеется.

Говинд.А я согласна с господином Карено.

Бондесен.С этим вашим благородным упрямством больше теряют, чем выигрывают.

Карено(не слушая его, к Йервену). Ты вполне выразил мои собственные чувства. (Оборачивается.) Я только хочу сказать, Элина, что, если профессор Гюллинг опять придет, я его не приму.

Бондесен.Лучше не делать этого. Не так уж плохо иметь поддержку в лице профессора Гюллинга. (Улыбаясь.) Но вы, философы, все одинаковы. Если вам что-нибудь придет в голову, вы уже ни с чем не считаетесь. Мы, простые смертные, мы должны сообразоваться с обстоятельствами; если же не везет, то, откровенно говоря, мы должны при-бегнуть к чужой помощи, к помощи сильных мира сего. Это неизбежно.

Йервен(нагибается, прислушиваясь). Это ты, Эндрэ Бондесен, говоришь: «помощь сильных мира сего»?

Бондесен.Ах, не придирайся! Можно же сказать, что думаешь. Конечно, очень эффектно быть свободомыслящим и скептиком, и прочее; но в конце концов этого мало. Это не дает удовлетворения. Я знаю по опыту.

Элина.Не правда ли? Я то же самое много раз говорила Ивару, но он не обращает на это внимание. Вероятно, он и в Бога не верит.

Карено(прислушиваясь). Мне показалось… Мне показалось, что стукнула калитка.

Говинд.Мне тоже послышалось.

Карено(беспокойно). Кто же это может быть — так поздно?

Элина(к Бондесену). Как верно все, чтО вы сказали. Я рада, что: мы одного мнения. Это так, я чувствую.

Ингеборг(входить из кухни). Какой-то человек просит барыню.

Элина.Меня? Человек? Ах, да, я знаю. Но почему так поздно? (Уходить за Ингеборг.)

Говинд.Говори еще, говори еще, Карстен. Ты так прекpacнo говоришь. О, ты непоколебим! Ты говоришь: Рррр!

Элина(входить). Я должна его позвать сюда. Но ты, Ивар, не должен его видеть. Ты должен уйти.

Карено.Я должен уйти?

Элина.На минуту в спальню. Прошу! (Хочет выпроводить.)

Карено.ЧтС за странный каприз!

Элина(нетерпеливо). Боже мой, иди же, слышишь? На минутку.

Карено.В спальню? Там темно и никого нет. (Сопроти-вляясь, уходить.)

Элина(запирает за ним дверь на ключ. Быстро объясняя). Дело в том, что Ивару на днях исполняется двадцать девять лет.

Остальные.А!..

Элина.И вот принесли подарок. Я кое-что придумала. Но Бог весть, подойдет ли это?

Йервен.Кисет для табаку, конечно?

Элина.Нет. (Насмешливо.) Кисет для табаку — Ивару! Нет; я знаю, ему нужно что-нибудь необыкновенное. Пришел человек, который должен здесь кое-что посмотреть. Там наверху крючок. Видите? (Показывает на заднюю дверь.) Он остался с того времени, как здесь жил поэт Иргенс.

Говинд.Да, я вижу.

Элина.Мне хочется сделать Ивару сюрприз и повесить там что-нибудь. Я придумала — птицу. Вероятно, крючок для этого и был вбит раньше.

Йервен.Птицу? То есть, чучело птицы?

Элина.Да, чучело птицы. Разве это глупо? (Короткое молчание.)

Бондесен.Я нахожу, что это великолепная мысль.

Элина(недоверчиво). Вы находите?

Бондесен.Да, я это нахожу.

Элина(искренно). Милые! Вы не должны смеяться надо мной. Я так хотела сделать ему сюрприз, но ничего не могла придумать. Собственно говоря, птица — не подарок. (Уныло смотрит.)