Юрий Визбор - Том 2. Проза и драматургия

Ирина.Да, малыш. Я взяла два обратных билета. Через полтора часа у нас с тобой самолет.

Кондаков.Видишь ли…

Ирина.Если тебе нужны формальности или словесные заклинания, то я могу их произнести. Хотя это ничего не изменит.

Кондаков.Не понял.

Ирина.Ты делаешь вид, что не понимаешь. Хорошо. (Расстегнула сумочку и достала письмо.) Это письмо я написала тебе. Я его прочту. «Малыш! Я знаю, что пишу слова, всего лишь слова. Они не заменят ни глаз, ни губ, ни рук. Однако я люблю тебя, и это тоже огромная правота. Дело в том, что я точно знаю, что я — твой крест. Может быть, несправедливо такого человека, как ты, награждать столь сомнительной наградой, как я, но это так. Ты никуда не денешься от меня, и в этом весь ужас. У нас есть тысячи поводов расстаться, но нет ни одной к этому причины. Лаской и любовью, которая переполняет меня, я терпеливо и трепетно отмою и вылечу наши с тобой раны. Ирина, твоя первая жена».

Из кухни выглянул Короткевич.

Короткевич.Извините, Рем Степанович, соль где?

Кондаков.На подоконнике, в деревянной такой солоночке.

Короткевич закрыл дверь.

Ты ждешь от меня ответа? Слушай, я все собирался у тебя узнать — а где наша сумка? Такая серая, в клеточку?

Ирина.Твой вопрос очень уместен.

Кондаков.Это вариант ответа.

Ирина.Не поняла.

Кондаков.Ну, хорошо, не поняла, так не поняла. Малыш! Я все это время боролся с собой и с памятью о тебе и, кажется, выиграл борьбу. К несчастью.

Ирина.У тебя уже есть женщина?

Кондаков.Женщины у меня нет. Пока нет. Пока я не боец. Пока я выгляжу, как поле битвы. Не более. А как твой художник-оформитель?

Ирина.Валерка? Мы расстались.

Кондаков.Так просто? Ты написала мне очень хорошее письмо. Но я ничего сделать не могу. Я тебе не верю.

Ирина.Ты, наверное, гордишься сейчас собой?

Кондаков.Нет. Ничего, кроме печали. Я ведь не собираюсь ни мстить тебе, ни расплачиваться с тобой. Это было бы нелепо. Я просто с печалью констатирую летальный исход нашей любви.

Ирина.Ты в этом уверен? Подумай.

Кондаков.Я в этом уверен. Я в это поверил в Пулковском аэропорту, когда увидел в чужих руках нашу с тобой серую сумку в клеточку.

Ирина.Далась тебе эта сумка.

Кондаков.Это просто так… символ некий.

Ирина.Нет, ты меня никогда не любил.

Кондаков.Ну считай так, если тебе будет легче.

Ирина.Мне? Легче? Малыш, мне прекрасно! Я ведь приехала сюда только за одним — убедиться, что я не ошибаюсь. Я выхожу замуж. Сейчас я поняла, что между нами уже ничего нет. Мне очень легко, представь себе.

В дверь позвонили.

Не открывай. Мы должны закончить разговор.

Кондаков.Ириша! Иногда в жестокости есть доброта. Разговор мы уже закончили. Не будем мучить друг друга. (Открыл дверь.)

На пороге — Косавец.

Косавец.Никогда в жизни не думал, что портвейн может быть таким приятным!

Ирина.Все! С меня довольно иронии. Рем!

Кондаков.Не говори таких слов. Скажи — до свидания.

Косавец.Почему уходит дама в духах?

Ирина.Я тебе скажу другое. Я люблю тебя. (Уходит.)

Косавец.Ушла дама. Обидно. Рем! Я пришел к тебе, чтобы принести тебе свои извинения насчет того, что я на коленях…

Кондаков.Лев Михайлович, брось ты. Иди, я тебя уложу, отдохнешь.

Косавец.На некоторое время.

Кондаков.Безусловно. (Уложил Косавца на тахту и прикрыл его пледом.)

Косавец.Ты себе не представляешь, Рем! Портвейн — и такой приятный!

Кондаков.Спи, спи.

Вошел Короткевич.

Ваня, как?

Короткевич.Налопался, как дурак на поминках. Теперь спать хочу. Умираю, хочу спать.

Кондаков.Вот и славно. Ты ложись, Иван Адамович, а я тебе на сон историю расскажу. Матушка рассказывала?

Короткевич.Рассказывала.

Кондаков.Вот рядом с моим… товарищем и ложись.

Короткевич.Это вот тот буян?

Кондаков.Да, с кем не бывает? Слушай. Когда ты уже заболел, наши войска освободили город, на другой день. Война шла огромная, от моря и до моря. Это был тот год, когда наши войска освобождали один город за другим. До этого была великая Сталинградская битва…

Короткевич.Мы об этом слышали!

Кондаков.Ты не разговаривай, а лежи молча и засыпай. Наши войска освободили всю нашу страну и пошли на помощь к другим народам. Были тяжелые, ужасно тяжелые бои в Польше, в Венгрии, в Румынии. Вся Европа ждала нашего похода. Слышишь Ваня?

Короткевич спал. Спал и Косавец. Кондаков осторожно, чтобы их не будить, пошел на кухню, что-то взял со стола. В дверь снова позвонили. Кондаков открыл. Вошла Лариса.

Тихо, Лариса. У меня все спят.

Лариса.А это кто?

Кондаков.Наш завотделением. Решил на себе испытать действие алкоголя, против которого он всю жизнь борется. Как у вас с ним?

Лариса.Вчера уже поздоровались. А это, Рем Степанович, гарнитур у вас польский?

Кондаков.Польский. Лариса, а я без вас скучаю.

Лариса.Правда? А в какую цену?

Кондаков.Что?

Лариса.Гарнитур.

Кондаков.Э-э восемьсот… что ли, сорок рублей. Пришлось подзанять немного… Вот… и вы знаете, Лариса, в последнее время мне даже как-то не хватает вас… Вот какая сложилась ситуация… Может быть, мы куда-нибудь сходим вместе с вами? В кино, например?

Лариса.Рем Степанович, я принесла все, что вы просили. Готовить инъекцию?

Кондаков.Нет, не стоит будить Короткевича. Так вы не ответили на мой вопрос.

Лариса.В кино я хожу со своим женихом.

Кондаков.Каким еще женихом?

Лариса.Я ж вам рассказывала. Художник-реставратор.

Кондаков.Опять художник? Да что это их развелось…

Лариса.Между прочим, квалифицированных художников-реставраторов не так уж и много. Для такой работы нужны рука и талант. Вот вы посидите целый день под куполом церкви на лесах, тогда говорите. Я Лешке своему обед ношу. Как заберешься на верхотуру — голова кружится. А он на такой высоте искусство создает! А вы говорите!..

Кондаков.Сам не знаю, что говорю. Это правильно.

Лариса.Рем Степанович, так я пойду.

Кондаков.Идите.

Лариса.А то он уж, видно, измаялся.

Кондаков.Кто?

Лариса.Лешка. Под окном ходит, сигареты шмалит. Из дома-то я его с дымом выгоняю, так он моментом пользуется на улице. Ну я пошла. (Ушла.)