Лопе де Вега - Собака на сене

Прихоть чувства.
Он тайнам этого искусства
У вас учился.

У кого?

У женщин, жалящих без жала.

Скажи ему…

Скажи сама.
Я подпись этого письма,
Я ножны этого кинжала,
Я рукоятка этой шпаги,
Я камень этого забора,
Я пляска этого танцора,
Я обувь этого бродяги,
Я только дышло этой фуры,
Я только цифра этой сметы,
Я только хвост его кометы,
Я только тень его фигуры,
Короче – я давным-давно
На этом пальце только ноготь,
И я прошу меня не трогать,
Пока мы вместе с ним одно.

Ну, что ты скажешь?

Что тут можно
Сказать?

И это твой ответ?
А я скажу.

А я так нет.

А я так да.

Неосторожно
Так забываться. О коврах
Мы слышали с тобою обе.

О нет! Любовь в ревнивой злобе
Не знает, что такое страх.
Не будь графиня столь надменной,
Я бы могла предположить,
Что Теодоро, может быть,
Живет надеждой сокровенной;
Он что-то у нее в чести.

Молчи! Ты говоришь с досады.

Пусть он теперь не ждет пощады!
Я знаю, как себя вести,
Не так глупа. Я отомщу.

Здесь секретарь? Большая спешка.

Что это? Новая насмешка?

Ей-богу, я его ищу.
Графиня, я боюсь, заждалась.

Ну, может подождать хоть раз.

Спроси у ней, как я сейчас
О Теодоро отзывалась.
Как он, такого тунеядца
Второго нет, – ищи где хочешь.

Ты это что ж меня морочишь?
Вы сговорились притворяться,
Я знаю, для отводу глаз,
Да только это все напрасно.

Мы? Сговорились? Что ты!

Ясно;
Подстроен заговор у вас.

Я Теодоро от себя
Не отгоняла, да, конечно;
Но в сердце жил другой, жил вечно,
Во всем похожий на тебя.

Похожий на меня?

Ведь ты
Сам на себя похож?

Похож.

Когда мои признанья – ложь
И не с тобой мои мечты,
Когда не ты – мой клад заветный,
Когда я не твоя, мой друг,
Пусть я умру средь страшных мук,
В терзаньях страсти безответной.

Здесь все – обман, ты все наврала.
А впрочем, если ты умрешь,
Ты только душу мне вернешь,
Которую давно украла.
К чему весь этот вздор трескучий,
Не понимаю, хоть убей.

Любезный Фабьо! Не робей,
Не упускай столь редкий случай.
Тебя Марсела поневоле
Сегодня любит.

Нам ценна
Любовь, когда она вольна.

Наш Теодоро – ветер в поле;
Его давно пропал и след.

Иду его искать. Ну что ж!
Он сплоховал – я стал хорош.
Любовь-то, стало быть, – пакет:
Надписано секретарю,
А нет его – вручить другому.
Но я не горд, я по-простому,
И на обиду не смотрю.
В добре и в зле – я твой до гроба;
Пусть так и будет решено.

Ты это что ж?

Мне все равно,
Во мне кипит такая злоба!
Скажи: Анарда Фабьо любит?

Да, любит.

Отплачу двоим.
Нет, бог любви неумолим:
Он за обиду мстит и губит.

Так было надо, повторяю.
Оставим этот разговор.

Сеньора! С некоторых пор
Я вас совсем не понимаю.
Ах, посмотрите: здесь Марсела,
И Доротея вместе с ней.

Она за эти пять-шесть дней
Мне хуже смерти надоела.
Марсела! Выйди вон.

Пойдем.

Ты видишь, что за ветер дует:
Она не то меня ревнует,
Не то подозревает в чем.

Дозвольте мне два слова.

Да.

Те два сеньора, что сейчас
Ушли отсюда, любят вас,
А вы жестоки, как всегда.
Вы холодней Анаксареты,
Самой Лукреции стыдливей.
Быть надо к людям справедливей…

Нельзя ли прекратить советы?

Какой вам надобен жених?
Маркиз Рикардо, например,
Чем не отличный кавалер,
И чем он хуже остальных,
Чье имя пышно и велико?
И благороднейшей из дам
Далёко было бы не срам
Пойти за графа Федерико.
А вы их гоните опять,
И каждый горько безутешен.

Один – дурак, другой – помешан,
А ты обоим им под стать.
Я потому их не люблю,
Что я люблю, и потому
Люблю, что сердцу моему
Надежды нет.

Как? Я не сплю?
Вы любите?

Ах, разве я
Не женщина?

Скорее лед,
Такой, что солнца луч замрет,
Едва задев его края.

И вот, все эти глыбы льда,
В сверканье холода и света,
У ног безродного.

Кто это?

Анарда! Я еще горда,
И долг перед собой я знаю;
Кто он, я скрою от тебя;
Скажу лишь, что, его любя,
Свое величье я пятнаю.

Царицы древности любили
Одна – коня, одна – быка;
О прочих умолчу пока,
Чтоб их не обижать в могиле.
А здесь не зверь. Любовь к мужчине
Вас никогда не опорочит.

Кто любит, может, если хочет,
Возненавидеть. И отныне
Мою любовь я истреблю.