Лопе де Вега - Собака на сене

Да, город пышный и прекрасный –
Неаполь.

Ваша милость правы.
Отец мой, сударь, чтоб вы знали,
Был крупным в Греции купцом,
И самой прибыльною частью
Он почитал работорговлю.
И вот в Астеклии однажды
Купил он мальчика на рынке,
И это был такой красавец,
Что никогда еще природа
Подобного не создавала.
Тот мальчик был турецкий пленник
И был среди других захвачен
На корабле одном мальтийском,
Который их паше достался
Под Чафалонией в добычу.

Камило! Сердце замирает!

Его купил он и отвез
К себе в Армению, и с нами,
Со мною и с моей сестрой,
Его воспитывал.

Не надо,
Друг, подожди, ты мне пронзаешь
Все внутренности!

Забирает!

Как звался мальчик?

Теодоро.

О небеса! Как слово правды
Могущественно в сердце нашем!
Я слез своих сдержать не властен.

Сестра моя Серпалитония
И этот мальчик (о несчастный
Дар красоты!) росли совместно
И, как бывает очень часто,
Еще в младенческие годы
Друг друга полюбили страстно.
Когда им было лет шестнадцать
(Отец как раз был в дальних странах),
Осуществилась их любовь.
И так она в сестре сказалась,
Что это стало всем заметно.
А Теодоро из боязни
Бесследно скрылся и оставил
Серпалитонию брюхатой.
Катиборратос, мой отец,
Был удручен не столько срамом,
Как этим бегством Теодоро.
От огорченья он скончался,
А мы с сестрой крестили внука.
Как вам известно, мы, армяне,
Такой же веры, как и вы,
Хоть церковь наша и другая.
Мы нарекли младенцу имя
Теримаконьо. Всем на радость
Мальчишка вышел и растет
У нас в Тепекасе на славу.
Так вот, прибыв сюда, в Неаполь,
Я стал, как всюду, где бываю,
Расспрашивать про Теодоро, –
Я даже захватил бумажку
С обозначением примет, –
И вдруг мне говорит служанка
Моей гостиницы, гречанка:
«А что, как этот самый мальчик –
Сыночек графа Лудовико?»
Душа во мне, как свет, взыграла,
И я решил, что непременно
Вас должен повидать. Я начал
Искать ваш дом, и по ошибке
Прохожие мне указали
На дом графини де Бельфлор.
Вхожу и тут же натыкаюсь…

Душа дрожит!

На Теодоро.

На Теодоро!

Он-то, правда,
Хотел укрыться, да не мог.
Я сам немного сомневался,
Да и понятно: борода –
Известно, как лицо меняет.
В конечном счете, он со мной
Заговорил, хоть и смущаясь;
Просил, чтоб я оставил втайне
Все то, что про него я знаю.
Он опасался, что ему
Былое рабство в грех поставят.
А я ответил: «Ну, а если
Окажется, что здесь ты знатный
Наследник титула, ты тоже
Смущаться будешь прошлым рабством?»
Он посмеялся надо мной.
А я, желая вас поставить
В известность обо всем, что знаю,
Явился к вам, и если правда,
Что это ваш пропавший сын,
Прошу и с внуком посчитаться;
Или прошу моей сестре
Дозволить с ним прибыть в Неаполь,
Не для того, чтоб выйти замуж,
Хотя она из лучшей знати,
А чтобы наш Теримаконьо
С вельможным дедом повидался.

О, дайте вас обнять сто раз!
Душа в безмерном ликованье
Свидетельствует громогласно,
Что ваш рассказ – святая правда.
О сын, возлюбленный мой сын,
Вновь обретенный, мне на счастье,
В исходе стольких лет разлуки!
Камило! Что ж теперь мне делать?
Бежать к нему, его увидеть?

Само собой! Лететь сейчас же
И после всех страданий ваших
Воскреснуть вновь в его объятьях!

Друг! Если вы хотите вместе
Со мной идти, я буду счастлив
Вдвойне; хотите отдохнуть –
Здесь подождите, отдыхайте.
Я вас прошу, распоряжайтесь
Всем в этом доме, как хозяин.
А я не в силах утерпеть.

Я только захвачу алмазы
(Я их в гостинице оставил),
Потом приду сюда обратно.
Пойдем покуда, Меркапоньос.

Началд а хи
Недурнос ы .

Здороводж и .

Пошлибаш и .

Какой занятный
Язык!

Иди за мной, Камило.

Ну что, плывут?

Старик помчался,
Не дожидаясь лошадей.

А если в самом деле правда,
Что Теодоро – графский сын?

И вдруг окажется, что басня
От истины недалека?

Возьми пока вот эти тряпки.
Мне надобно все это скинуть,
А то недолго и попасться
Знакомым людям на глаза.

Снимай скорее.

Вот что значит
Родительская-то любовь!

Так где мне ждать тебя?

Давай-ка
В домишке этом, возле вяза.

Прощай, Тристан!

Какие разум
Таит сокровища, ей-богу!
Я сам невольно поражаюсь.

Здесь у меня был плащ подвернут,
Надетый, словно как подрясник,
Чтоб просто, в случае чего,
Закинуть в первую канаву
Мою армянскую чалму
И греческую размахайку.

Да это же тот самый наш смельчак,
Который брался заколоть любого!

Послушайте, идальго! Разве так
Порядочные люди держат слово?
Или оно, по-вашему, пустяк?

Сеньор…

От вас мы ждали не такого
Поступка.

Дайте мне сказать, сеньор,
А там произносите приговор.
Я поступил на службу к Теодоро,
И можете считать, что он пропал.
Но надо действовать не слишком скоро,
Не тотчас же окровавлять кинжал.
Вы знаете: что скоро, то не споро.
Благоразумье древний мир считал
Верховной добродетелью. Поверьте,
Мой поднадзорный не уйдет от смерти.
Он томен и меланхоличен днем,
А чуть стемнеет – замурован в спальне,
Какая-то тоска гнездится в нем,
И, что ни час, бедняга все печальней.
Мы подождем, а там и подстегнем,
Чтоб он скорей собрался в путь недальний.
Но вы не торопите, господа,
Я знаю сам, что надо и когда.