Михаил Старицкий - Зимний вечер

Д е д. Ну, хватит! Антон где?

Л у к е р ь я. Возле кошар; там чуть крышу не сорвало.

Д е д. В такую бурю может статься… Только что же он сделает? Разве утром уже, как утихнет… А Олекса что, с ярмарки не вернулся?

Б а б а. У меня за него душа болит. И тут вон что, господи, а как же в поле?

Д е д. Ну, он же не пеший; да один в такую непогоду не тронется.

А овец в хлеву проведывала?

Б а б а. Куда мне, там такие сугробы!

Л у к е р ь я. Верно, Антон в кошары зайдет.

Д е д. Друг на дружку! Где больше всего нужен глаз, туда никто без меня и не глянул. Старик, старик! А без старика никто ни шагу. (Выходит.)

Б а б а. Много ты наработаешь! Только нос свой всюду тычет! Разве молодых рук мало? Так нет же! Я да я! — и не перечь ему. А как крикнет:

"Хватит", так чтобы все как мертвые замолчали.

Т е ж е, Г а н у л ь к а и О р и с я.

Г а н у л ь к а. Вот каторжные парубки, аж в сугроб загнали.

Я с ь к о. Вниз головой упала, ха-ха-ха!

О р и с я. А ты не задевай!

Г а н у л ь к а. Как же! Да и я одного с кручи как толкнула, так он и покатился!

О р и с я. Ой, не сходи с ума.

Г а н у л ь к а. Только и погулять что теперь. А ты почему удрал?

Я с ь к о. Озяб.

Г а н у л ь к а. У, неженка. А мы с девчатами сговорились, вот как соберемся… Ха-ха-ха! Ну и крепко шлепнулся, а мы на него вповалку, ха-ха-ха!

Л у к е р ь я. Тише! Дед здесь… в комнате.

Г а н у л ь к а. О!

О р и с я. А муж не приходил?

Л у к е р ь я. Приходил за сверлом и опять ушел.

О р и с я. Намерзнется.

Т е ж е и А н т о н.

А н т о н. Ничего не сделаешь в такую вьюгу: из рук рвет.

О р и с я. Замерз!.. Даже посинел…

А н т о н. И замерз, и есть хочу, прямо живот подвело.

О р и с я. На, а то постный хлеб.

А н т о н. Спасибо, голубка, я голоден, как пес.

Т е ж е и д е д.

Д е д. Овец проведывал?

А н т о н. Да, овцам в кошаре спокойно, а вот сарай совсем раскрыло.

Д е д. Что же ты сделал?

А н т о н. Прихватил несколько снопов обручами, а там уж — как утихнет.

Д е д. Да, да… теперь ничего больше не сделать.

Б а б а. Должно, Олекса! Вот славу богу!

О л е к с а. Т-пру! Куда? Подержите, бабуся!

Б а б а. А замело как, господи!

А н т о н. Диво, что добрался.

Д е д. Именно.

Т е ж е и О л е к с а с б а б о й.

О л е к с а. Богу слава!

Л у к е р ь я. Навеки слава!

Д е д. Аминь.

О л е к с а. Здравствуйте, тато!

Д е д. Здоров! Ну что, благополучно?

О л е к с а. У меня-то славу богу… а там на ярмарке такого страху нагнали, что спугнули и торг.

Д е д. А что такое?

О л е к с а. Да говорят, Довбня… Опять этот разбойник появился тут с бандой.

А н т о н. Довбня?

Б а б а. Ой, горюшко!

Г а н у л ь к а. Ой, страшно!

Д е д. Один сболтнет, а другие пошли звонить.

О л е к с а. Ей-ей, правда. Чтоб я подох, коли вру! Весь народ твердит одно: Довбня!

Б а б а. Ой, горюшко, ой, пропали!

Д е д. Хватит! Довольно! А как бычки?

О л е к с а. Двадцать восемь.

Д е д. Кажись, продешевил, сынок.

О л е к с а. Цена, тато, упала; я еще до этих страхов продал, так взял хорошие деньги.

Б а б а. Ох, такая весть всех перепугает, пойдет скотина ни по чем.

А н т о н. А уж если зима затянется, так и совсем задаром.

Д е д. Ладно, сынок, деньги все. Дай ему, Наталья, хоть чарочку, а то он совсем закоченел.

Б а б а. Я принесу бутылку из чулана.

Д е д. Да ведь на полке еще немного оставалось.

Б а б а. Ну, сколько ее там? Только на донышке блестит, и на две чарки не достанет.

Д е д. Будет, хватит! Ты радехонька каждый день по кварте.

Б а б а. Грех вам, братец, я на нее и смотреть не могу.

О л е к с а. Спасибо вам.

Б а б а. Вишь, и не полная. Эту уж я за твое здоровье выпью.

Д е д. Так-то ты ее ненавидишь?

Б а б а. Затем и выпила, чтоб глаза не смотрели.

Д е д. Ага!

О л е к с а. До сих пор как льдина внутри.

А н т о н. Конечно. (Ест из миски.) Видишь, не женишься, вот постный хлеб и ешь, а мы с рыбкой таранкой. Орися, дай ему чего-нибудь поесть.

О р и с я. Сейчас. (Подает.) На, а то тебя и пожалеть некому.

О л е к с а. Спасибо. Я и сам себя пожалею.

О р и с я. Напрасно. Фрося бы лучше.

О л е к с а. Гм! О!

О р и с я. Вот видишь, как мой муж у меня располнел.

А н т о н. Гм! Кто его знает, кто у кого полнеет.

О р и с я. Противный! (Толкает Антона.) Сильно озяб?

О л е к с а. Не приведи господь!

А н т о н. Да он дрожит больше с перепугу.

Б а б а. Может, еще чарочку?

Д е д. Вот кому Довбня как раз на руку. Это он нарочно.

О л е к с а. Нет, тато! Чтоб у меня язык колом стал! Там рассказывали, как его за побег из Сибири палач на кобыле драл… Сто кнутов залепил. Кожа с мясом летела.

Г а н у л ь к а. Ой, мамонька!

Я с ь к о. Мне страшно! Не таращь на меня глаза!

Г а н у л ь к а. Тю!

Л у к е р ь я. Не умер несчастный? Сохрани нас сила божья!

О л е к с а. Э, черт его не возьмет. В больнице повалялся, а потом погнали в Сибирь, а он взял да удрал.

Д е д. С каторги? Второй раз?

О л е к с а. Да с каторги, тато, с каторги! Побыл там год или два и опять ноги на плечи и айда на волю! По всему царству теперь его ищут.

Губернаторам, полицмейстерам, становым, урядникам и по волостям разослали бумагу, мол, такой-то такой бежал с каторги, так чтобы искали его и ловили и вязали. Приказ этот для всех — под страхом наказания; вот и ищут его повсюду год-два — ни следа! А он, чтоб ему провалиться, у нас объявился!

Б а б а. Ох, горюшко!

Д е д. Где, где же он? Где нашли? Э, глупые сплетни, дурацкие выдумки.

О л е к с а. Ей-богу, тато, правда! Тут-то и наткнулись позавчера, что ли, но еще не поймали: в двух верстах от нас сидел, на фабрике; фальшивый паспорт нашли и его должны были захватить, так не на дурака напали, — к нему, а он круть-верть, да давай бог ноги, только его и видели. Вот он какая хитрая собака! Ха-ха-ха!

Г а н у л ь к а. Ой, господи, спасите! Кто-то смотрит окно бородатый.

А н т о н. Да это коровий хвост, никого нет.

О л е к с а. Ей теперь и Рябко покажется чертом. (Смеется.) Ну, если его поймают, так и руки, и ноги, и спину — все в цепи закуют и палач всыплет ему уже не сотню, а две или три, до косточек.

Л у к е р ь я. Не говори так, все ж человек, божья душа… такие муки терпит. Несчастный, несчастный… Была же у него когда-то мать!

Б а б а. Убереги нас от того, боже!

Д е д. Так всем шельмам и надо: справедливо! Не тронь чужого, не проливай невинной крови, потому что сам бог милосердный запретил, да и должны же иметь честные люди защиту и охрану… Хватит!

Б а б а. Ох, смилостивься, матерь божья!

Д е д. Хватит, говорю!

Т е ж е и п р о х о ж и й.

П р о х о ж и й. Пусть славится имя божье!

К т о-т о. Во веки веков!

Д е д. Аминь!

П р о х о ж и й. Пан хозяин, пани хозяйка! Я прохожий и прошу вашей милости: дозвольте мне часочек посидеть в теплой хате. Окоченел, замерз!