Исаак Штокбант - Несерьезные комедии про любовь

Лена. Нинка, в первый раз вижу тебя в парике и с накрашенными губами. Ты куда-то собираешься?

Нина. Собираюсь.

Лена. Я к тебе забежала на минуту. Ты обещала мне лекции Переделкина.

Нина. Возьми, только ненадолго.

Лена. Через пару дней я тебе верну. Хочу что-нибудь выудить у него для диплома. А парик тебе идет. Куда ты собираешься? В театр?

Нина. Замуж.

Лена. Нинка, ты это серьезно?

Нина. Вполне. Видишь, на столе фужеры? Мы только что с женихом и его приятелем шампанское пили. Лена. А где жених?

Нина. Жених сбежал.

Лена. Что-то на гоголевскую «Женитьбу» смахивает. Нина. Да, совсем по Гоголю.

Лена. Парень из нашего университета?

Нина. Он не парень!

Лена. Не парень? А кто?

Нина. Мужчина. Тридцать пять лет. Без вредных привычек. Жену зовут Софочка.

Лена. Он что, хочет оставить семью?

Нина. Это я не успела выяснить.

Лена. Нинка, перестань говорить загадками.

Нина. Я не говорю загадками. Ты спрашиваешь, я отвечаю. Не больше того, что знаю сама.

Лена. Почему же он, как ты говоришь, бежал? Нина. Плохо держит удар.

Лена. Вы поругались?

Нина. Просто знакомились.

Лена. Подожди. Этот твой кавалер – мужчина невысокого роста?

Нина. Да, не Шварценеггер.

Лена. Его Антоном зовут?

Нина. Нет… Впрочем, да. А ты откуда знаешь?

Лена. Твой приятель и его молодой дружок стоят в подъезде и препираются. Молодой его уговаривает: Антон, говорит, ну что вы упрямитесь? Она вас ждет. А тот отвечает: «Я не могу к ней идти. Мне стыдно».

Нина. Скажите, какой стыдливый!

Лена. Нинка, стыдливые, кому за тридцать, – самые опасные мужики. Они из реликтовых, совесть еще не до конца потеряли. Им и свежих ощущений хочется, и семью оставить совестно. Вот и бегают туда-сюда, как Басилашвили в «Осеннем марафоне».

Нина. Да не нужен он мне совсем. Я ведь это просто так, эксперимент ставила. Давай выпьем шампанского.

Лена. Нет, Нина, я побегу. Мне через пару часов на трудовую вахту заступать.

Нина. Сейчас и восьми нет. Если они вернутся, посидим – поокаем. Может быть, этот жених тебе приглянется.

Лена. Нет, подруга дорогая. У меня на мужской пол аллергия. Лекции я тебе в конце недели верну. Надя, до свидания!

Надя (выходит из кухни). Уже уходишь? И чаю не попила?

Лена. Спасибо. Бегу в общагу. Посплю пару часов. Я ведь в ночную смену работаю. До свидания, сестренки. (Уходит.)

Надя. Видишь, сестра. Ты не одна такая. Вот и подруги твои трудно живут. И ничего! Лена учится и в ночную смену работает.

Нина. Мои подруги живут! Ленка стриптизершей в ночном клубе работает, на лекциях отсыпается. Липучкина по квартирам бегает, за какого-то кандидата в депутаты подписи собирает. Наташка Городницкая со студентом из консерватории познакомилась, хорошенький такой парнишечка, волосы длинные, глаза печальные – Чайльд Гарольд, словом. Наташка с ним переспать собиралась, а он говорит: сейчас не нужно, это потом, когда поженимся. А сейчас, говорит, давай кооператив откроем. Будем в подземных переходах музицировать. Ты будешь петь, а я на флейте играть.

Надя. Студент из консерватории?

Нина. Студент из консерватории. Вот и поет Наташка по выходным и после занятий «Сурок всегда со мною». Ее Чайльд Гарольд ничего, кроме классики, не играет. Ниже, чем «Танец с саблями», не опускается.

Надя. И что, неужели зарабатывают?

Нина. На пропитание хватает. Подают из жалости. Видят, интеллигентные ребята, «Сурка» поют. Наташка говорит, в основном старушки раскошеливаются. «Сурка» слушают, слезы платочком утирают. Жалостливые бабульки. Последний рубль в футляр бросают. Так и живем – мальчики и девочки, будущее России.

Надя. Не все же так, как ты рассказываешь.

Нина. Конечно, не все. Некоторых мамы и папы на машинах привозят. Некоторые уже сами на тачках приезжают. Только они в основном на инязе учатся, иностранные языки изучают. Мы для них «неприкасаемые». Они своей стаей держатся, себя в дипработники готовят.

Надя. Нина, ты завелась. Прошу тебя, успокойся. Если они вернутся, надо по-хорошему. Извинись, скажи, что погорячилась. Послушаем, как живут русские за рубежом, и до свидания. Это даже хорошо, что он не настоящий американец.

Нина. Почему это хорошо?

Надя. Потому что при твоем настроении от тебя можно чего угодно ожидать.

Нина. Ты против брака с иностранцем? Или вообще против брака по расчету?

Надя. Я против того и другого.

Нина. А ты выходила замуж по любви?

Надя. Ты знаешь.

Нина. И твой Виталик – по любви. Только он ухитрялся любить еще всех твоих подруг… Надюха, ты плачешь? Ну прости меня. Прости. Ты же знаешь мой характер. Никуда я от тебя не уеду.

Надя. А «Любовь без границ»?

Нина. Это я так, для самоутверждения. Любопытно все-таки: может мной кто-нибудь заинтересоваться? На курсе-то у нас одни девчонки.

Надя. Ну дискотеки есть. Для девушек, я читала, вход даже бесплатный.

Нина. Надюха, о чем ты говоришь? Была ты там когда-нибудь?

Надя. Я не была.

Нина. А я была, Надя. Ну и что?

Нина. Лучше не вспоминать.

Надя. А все-таки?

Нина. Пошла как-то на дискотеку для юных натуралистов. Там, кто-то говорил, без спиртных напитков и вообще культурно. Сижу за столиком, тяну молочный коктейль через соломинку. Подкатывается хлопчик лет девятнадцати, не больше. «Курить хочешь? – спрашивает. – Могу угостить». «Не курю», – говорю. «А зачем ты сюда пришла?» – спрашивает. «Как зачем? Танцевать». – «Ну пойдем потанцуем». «Сейчас, – говорю, – белый танец. Приглашают девушки». «Вот ты меня и пригласи». Словом, пошла танцевать. Он еле ноги передвигает. То ли спит, то ли мечтаниям предается. Руку на задницу положил и елозит. «Парень, – говорю, – ты что мою географию изучаешь? Убери руки!» «Слушай, телка, – говорит, – ты зачем сюда в трусах пришла? Сюда девочки без трусов приходят. Тут порядок такой: это клуб юных натуралистов. Здесь в натуре все должно быть. Сечешь?..» Надюха, ты смеешься! Вот и хорошо! Жених сбежал, стыдливый! Хорошо, что сбежал. Все хорошо, Надюха! Все хорошо!