Исаак Штокбант - Несерьезные комедии про любовь

Нина. Что вы вскочили? Вы наш гость, и нам нет никакого дела, кому вы брат, а кому сват.

Петров. Да, но мне как-то неудобно. Я не тот, за кого меня принимали.

Нина. Подумаешь, ему неудобно! У нас профессора работают челноками и торгуют на базаре, а ему неудобно, что он, дипломированный эскулап, работает медицинским братом!

Надя. Нина абсолютно права. Это же совсем по вашей профессии. Вы ухаживаете за больными детьми. Вы всегда с ними. Вы им ближе, чем просто какой-то доктор. Вы им брат.

Курочкин. Ай да сестренки! Такая широта взглядов! Предлагаю тост за дружбу и взаимопонимание, уважаемые братья и сестры!

КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ

Там же через несколько дней.

Нина. Пригодились тебе лекции Переделкина?

Лена. Пригодились. Теперь я не жалею, что спала на его занятиях.

Нина. Почему?

Лена. Аккуратно пересказывает содержание учебников.

Нина. Зато не надо копаться в книгах.

Лена. Это верно. Студент в книжку заглядывает только в сессию, в основном ночью, а ночью я на трудовой вахте. Как твой жених?

Нина. Нет никакого жениха. Ленка, все это глупая блажь. Ну позвонила под настроение в посредническое агентство: «Двадцать три года, образование высшее, любимое занятие – уход за грызунами. Владею языками: русский без словаря» – и так далее.

Лена. Понятно. Тебе попался экземпляр из клуба «Кому за тридцать».

Нина. Он не из клуба. Он из Америки.

Лена. Американец?

Нина. Новый американец, старый русский. Перемешенное лицо. Здесь был Антоном Петровым, там стал Тони Петрофф. В общем, дяденька ничего, как ты говоришь, совестливый, без вредных привычек, но с комплексами. Ему бы женщиной родиться. У него материнский инстинкт сильно развит. Словом, герой не моего романа. Да и несерьезно все это.

Лена. Для чего же ты все это затеяла?

Нина. Я же говорю тебе, под настроение. Вдруг счастливый лотерейный билет выпадет?

Лена. Со счастливым билетом, подруга, теперь напряженка. У невесты сегодня должна быть отдельная квартира и папа с первоначальным капиталом. Словом, все как в учебнике по политэкономии. Товар – деньги – товар.

Нина. Я не хочу быть товаром.

Лена. И я не хочу. Только нас не спрашивают. Ты знаешь, Нина, о чем я сейчас мечтаю?

Нина. О собственной тачке.

Лена. Ну ее к чертям собачьим, эту тачку.

Нина. Ты же хотела машину?

Лена. Машина, Нина, – это голубая мечта идиотки. Это все прошло. Улетучилось, как дым, как утренний туман.

Нина. О чем же ты мечтаешь?

Лена. О том, что уеду куда-нибудь в деревню учить детишек, как только получу диплом.

Нина. Это уже что-то новое: Ленка Кудрина – сельская учительница.

Лена. Представь себе.

Нина. Бедные деревенские мальчики, твои будущие ученики!

Лена. Почему бедные?

Нина. Им по ночам твои ноги сниться будут.

Лена. При чем тут мои ноги?

Нина. Вспомни практику в Суворовском училище. За что тебя оттуда выставили?

Лена. Там пятнадцатилетние балбесы были. Я им про луч света в темном царстве, а они в «крестики-нолики» режутся. На меня ноль внимания.

Нина. И что тогда предпринимает практикантка Лена Кудрина?

Лена. Ничего такого я не делала… (Смеется.) Ну уселась на стол, как это делают следователи в кино.

Нина. Практикантка Лена в короткой юбчонке взгромоздилась на стол, и у мальчиков, будущих защитников Родины, перехватывает дыхание.

Лена (смеется). Подумаешь. Я же в колготках была. Зато в классе стало тихо. На другой день ребята партами меняться стали. Очередь установили. Те, кто на Камчатке сидел, самые что ни на есть балбесы, на первых партах устроились. Прием сработал. Они мне Островского на пятерку сдали.

Нина. За что же тебя погнали?

Лена (смеется). За одного следопыта. Я не заметила, как он под парту залез, а тут их наставник заходит, майор краснорылый. Все вскакивают, а пацану из-под парты никак не вылезти. Майор спрашивает: «Сидоров, почему ты под партой сидишь?» «А мне оттуда, – отвечает, – нашу учительницу Елену Андреевну лучше видно». В классе хохот. Майор меня – в коридор, лекцию про мое неуставное поведение прочитал, просил больше не приходить.

Нина. Словом, практика накрылась, конец истории.

Лена. Практика накрылась, только истории не конец. Было и продолжение.

Нина. Неужто роман с суворовцем?

Лена. Нина, ты была когда-нибудь в ночном клубе, где стриптизерши работают?

Нина. Не была. Меня это искусство как-то не интересует.

Лена. То, что тебя не интересует, это неудивительно. Но если мужикам до фени, когда перед ними женщина раздевается, это уже, извини, извращение или вообще конец цивилизации.

Нина. Зачем же они к вам ходят?

Лена. Образ жизни такой. Ночные мотыльки. Бессонницей маются, от дневных забот бегут. Кто в компании приходит, кто со своей девчонкой, кто в одиночку коньяк сосет. Ты знаешь, Нина, что самое гнусное, когда стриптиз работаешь?

Нина. Догадываюсь. Раздеваться перед чужими мужчинами.

Лена. Нет, Нина, это не самое гнусное. К этому привыкаешь. Артдиректор без стука в раздевалку лезет – к этому тоже привыкаешь. Самое гнусное в том, что ты на конвейере стоишь. Одна раздевается, потом другая, потом третья, потом до тебя очередь доходит. Они, гости наши дорогие, нас, как лошадь на манеже, оценивают: у кого груди торчком, у кого зад петушком. А то и вовсе спиной к площадке сидят. Ты для них бесплатное приложение к интерьеру и говядине. Жуют, о чем-то разговаривают, смеются. Не до тебя им. У них своя жизнь, свои интересы, свои женщины. Отработаешь, как мартышка у палки, бельишко подхватишь – и в раздевалку. И хоть бы в ладошки похлопал кто-нибудь за твой стыд, твою работу!.. Так вот один захлопал, когда я работала. Смотрю – знакомый майор, который меня из Суворовского выставил. В гражданском костюме сидит, но я его красную рожу сразу узнала. Дождался меня у подъезда, когда я домой уходила. «Извините, – говорит, – очень сожалею, что вас из-за того случая из университета уволили». «Никто, – говорю, – меня ниоткуда не увольнял». «Зачем же, – спрашивает, – вы этим делом занимаетесь?» «Служба, – говорю, – у меня такая. За деньги работаю». «За деньги? – удивляется. – Ведь это нехорошо как-то, безнравственно». «А мальчиков-добровольцев, – спрашиваю, – за деньги на войну, на смерть посылать – это нравственно?» «Ладно, – говорит, – раз ты со своей совестью в ладу, садись в мой «жигуль». Я тебя до дому подкину». Заметь, уже на «ты» перешел. «А сколько, – спрашиваю, – вы с меня возьмете?» «Ничего, – говорит, – с тебя не возьму. Я давно с женщиной не был. Ты мне по пути службой спасения будешь. Я заплачу». Я ему – по щеке. Он на меня с кулаками. Тут наш охранник Вася появляется. «Гражданин, – говорит, – оставьте девушку, а то я вам в порядке алаверды могу физиономию попортить». Вася, между прочим, тоже из наших, студент института физической культуры.