Татьяна Доброхотова - Такая карма

Время уже перевалило за полдень, когда на пороге их офиса нарисовалась Милочка, секретарша вице-президента банка.

– Сам вызывает. Всех, но по одной. Наташ, тебя первую, идем.

На негнущихся ногах Наталья выползла из-за стола. С новым вице-президентом ей еще встречаться не приходилось, но все говорят, мужик суровый и какой-то мутный. Вместе с секретаршей они прошли через операционный зал. Как-то там меньше стало сотрудников, и такие все молоденькие. Даже таджички появились. Увольняется народ, не хочет при новой власти жить. Или это политика руководства такая: набрать помоложе, и не из Москвы: поменьше народа, побольше работы, и зарплаты, понятно, тоже поменьше. Так, похоже, и ее время подошло.

В кабинете вице-президента, просторном и светлом, все кардинально переменилось. Исчезли огромный фикус с подоконника, кремовый удобный диван вдоль стены. Надо же, даже мебель успели уже сменить. Пожилой мужчина в затемненных очках указал ей на жесткий стул в самом конце стола для совещаний.

– Присаживайтесь там, Наталья Андреевна! Так, что мы тут имеем, – Наталья разглядела перед ним свое личное дело из отдела кадров, – тридцать девять лет, образования базового нет, Институт культуры. Да-с, хорошо не Институт благородных девиц!

– У меня курсы, при Министерстве финансов, – робко попыталась оправдаться Наталья.

– Курсы, еще скажите – кулинарный техникум. Нет, так не пойдет! Вот, возьмите лист бумаги, пишите заявление.

– Какое заявление?

– Какое? По собственному желанию, конечно. Кстати, две недели можете не дорабатывать, сегодня рассчитаем.

– Но… Куда же я пойду в середине коммерческого года? – голос у Натальи дрогнул, она почувствовала – еще немного, и она разрыдается здесь, перед этим монстром.

Вице-президент снял протереть очки. Глаза у него оказались совсем не страшными, усталыми.

– К сожалению, ничего не могу поделать, не я тут распоряжаюсь. За вашим отделом закреплено две ставки, а у нас тут и так сокращение идет. Хотите вот, могу телефончик предложить. Тоже банк, я раньше там работал. Как раз во внутренний контроль кого-нибудь ищут. Не держите на меня зла, пожалуйста.

Когда Наталья выходила, в приемной уже дожидалась Кобра. Увидев Натальино расстроенное лицо, злорадно хмыкнула.

Волю слезам она дала уже в отделе. Светлана бегала возле нее со стаканом воды, стараясь утешить:

– Да не расстраивайся ты так, что-нибудь обязательно подыщем. Бухгалтеры везде нужны.

– Ага, так меня и ждут, в сорок лет, ты только посмотри, каких девчонок в операционном зале насажали, только что с горшка слезли.

Их прервало появление Кобры. Лицо ее выражало крайнюю степень негодования и презрения.

– Светлана Анатольевна, вас там ждут!

Крикнула, как выплюнула. Потом Кобра схватила свою, похоже, змеиной кожи, крохотную сумочку, по-быстрому напялила валявшиеся под столом сапоги, вытащила из шкафа белое приталенное пальто и стартанула из офиса со скоростью отправляющейся на Марс ракеты. Когда за ней захлопнулась дверь, женщины недоуменно переглянулись:

– Что это было? – вопросила Светлана Анатольевна, скорее риторически.

– Взбучку, видать, получила. Иди, тебя там, правда, ждут.

– Ну да, моя очередь шишки получать. Пошла я.

– Ни пуха.

Отсутствовала Светлана Анатольевна долго. Наталья успела уже сходить за расчетом в бухгалтерию и даже собрать все свои немногочисленные вещички. Голова разболелась, на душе было тяжело, но она решила все же дождаться подругу, попрощаться. Вернулась та с виноватой улыбкой.

– Наташ, ты только не обижайся на меня. Тут такое дело вышло. Они меня опять начальником отдела делают, а Кобра просто у меня работать будет. Не понравилось им, как все с отчетностью получилось. Я сейчас полчаса вице-президента уламывала, чтобы он тебя оставил, а Кобру в операционистки перевел, она же тухлая совсем, а банковский контроль – не шутки. Но он ничего не может, велено ему так. Вот, номерок телефона тебе передал. Сказал, чтобы обязательно позвонила. Ты не горюй, правда, может, эта Кобра сама уйдет, не захочет ко мне под начало.

– Да никуда она не денется, все равно все делать ты будешь, а она только зарплату получать. Где еще синекуру такую найдет? Ладно, не поминай лихом, пошла я. Что-нибудь придумаю.

– Я тебе вечером позвоню, держись!

Когда Наталья добралась до подъезда, голова, не смотря на проглоченную горсть таблеток, болела так, что хотелось кричать. Дурнота волной подкатывала к горлу, после каждых несколько шагов приходилось останавливаться, чтобы отдышаться. Она с трудом попала ключом в замочную скважину, перед глазами все размылось в неясные контуры. Наконец, захлопнула дверь, успев повернуть замок, и прямо в сапогах и пальто свалилась на диван. Начался приступ. Сознание отключилось от всего, что снаружи.

Глубокая ночь. Небо усыпано яркими звездами. Она стоит у огромного костра, от него пышет жаром. Непривычная одежда сковывает движения, мешает. Она подняла руку, чтобы поправить волосы. Это не ее рука, совсем узкая, кожа темная, почти черная, на запястье собралась в морщины под тяжелым, белого металла, браслетом, и волосы тоже не ее, они жесткие и плотные, уложены в тяжелый узел на затылке. Где это она? Какой-то мерный шум рядом. Тут, позади. Это море, плещется в пяти шагах от нее. Она стоит в толпе странно одетых людей: мужчины в белых длинных юбках, обвязанных вокруг талии, голые до пояса, или в оранжевых рубахах и штанах, расшитых по краю серебряной нитью, женщины, обмотанные разноцветными тканями, к ним прижимаются дети. Все смотрят в сторону от моря, чего-то ждут. Почему она оказалась здесь? Что сейчас будет? Вот по толпе пробегает шум, что-то начинается, но ей не видно. Толпа расступается. Там, за ней, горят воткнутые в песок свечи, с двух сторон огораживая тропу, ведущую сюда, вниз, к костру. Люди вокруг нее запевают протяжную тягучую песню на незнакомом языке. Между свечами появляются мужчины в белых одеждах. Они несут на руках статую женщины, отлитую из золотого цвета металла. Движутся они неторопливо, останавливаясь, замирая после каждого шага. Там, где они проходят, люди опускаются на землю, простирают руки к золотой женщине. Наконец, носильщики подходят к костру и бережно ставят статую подле него. Какой-то мужчина рядом дергает ее за одежду, и она тоже падает на колени, острая боль пронзает ноги. Это вовсе не ее тело, оно не хочет слушаться. «Парвати, Парвати», – шепчет тот мужчина около нее, и еще какие-то слова, она не может разобрать. Она просто смотрит, на золотое лицо скульптуры. Отблески от костра скользят по нему, кажется, золотая женщина улыбается лично ей. В непонятном для себя порыве, протягивает к ней руки и слышит, нет, чувствует глубоко внутри, ни с чем не сравнимую радость, покой. Перед ней великая богиня, она принимает ее, смертную, ободряет, успокаивает перед тем, что свершится совсем скоро. Непонятно как, у нее в руках появляется кусок дерева с закрепленной в нем горящей свечой. Она с трудом встает и спешит к морю. Десятки людей уже бродят у берега, опуская в воду плошки со свечами. Черная вода словно усеяна светлячками. Она тоже заходит в море, босые ноги ощущают ласковую недвижно-блестящую воду. Наклоняется, чтобы опустить свою свечу, и видит, в неверном колеблющемся свете огонька свое отражение. Это не ее лицо, все в уродливых морщинах, а волосы белее снега. Она совсем старуха…..