Александр Образцов - Поднебесная (сборник)

Барбара. Даже если это ложь, правду уже не отмоешь. ( Берет деньги, прячет в сумочку. ) И это достаточно мерзко. Все как-то гнусно. Давайте, ребята. В направлении дома.

Жека. Можно, я после нее?

Барбара. Нет, ты уходи первый. И можешь больше не появляться. Я не люблю таких шуток.

Жека, поразмышляв, уходит.

Зоя. Неужели вы…

Барбара. Тсс!

Тихо подходит к двери, распахивает ее. Жека едва не вываливается в номер.

Барбара. Ведешь себя все глупее.

Закрывает двери.

Барбара( достает деньги ). Возьми обратно.

Зоя. Так вы не поверили? Правда?.. А я ничего доказать не могу! Ничего! Просто в отчаянии! Полная безнадежность! Как он мог такое придумать?

Барбара. Очень ловкий. Но, по-моему, сам не знает, зачем он это делает.

Зоя. Это-то как раз понятно…

Барбара. Ты имеешь в виду меня?

Зоя. Вас.

Барбара. Слушай, прекрати «выкать».

Зоя. Хорошо.

Барбара. Ты тоже очень ловкая, но от твоей ловкости испытываешь наслаждение.

Зоя. Он же сказал: кому-то нравится кислое, кому-то соленое.

Барбара. Нет. Здесь другое: кому-то нравится мутное, а кому-то светлое. Если бы не было тебя, он бы добился меня за полчаса.

Зоя. Ты когда говорила о нескольких тысячах… ты два нуля прибавила?

Барбара. А как тебе больше нравится?

Зоя. Мне нравится вообще без нулей.

Барбара. Я не понимаю… Тебе никогда не хотелось быть… ну – султаншей? и у тебя в гареме тысячи полторы мужчин?

Зоя. Да, это смешно. Только как ты сможешь изготовить евнухов.

Барбара. Не хотелось?

Зоя. Ты знаешь… Когда в августе наступают очень темные ночи со звездами, мне становится так одиноко. Просто нестерпимо. И мне казалось, что если рядом не появится он, который понимает тебя без слов, который реагирует на каждое твое движение души… то я умру от отчаяния. Вот. А появился Жека, который полмесяца лазил по ночам в мое окно и как раз в августе. Есть такое слово – надругался. Вот. Он надругался над моим одиночеством.

Барбара. А если бы я была с тобой в августе?

Зоя. Но это ведь другое! Причем тут это…

Барбара. Я ведь сказала: я тебя полюбила. А это не имеет никакого отношения к тому, чего ты боишься.

Зоя. Я не боюсь. Я просто знаю, что в августе, когда идешь среди садов по дорожке, тебя охватывает такое… такое мощное и грустное… что все гаремы и прочая чепуха даже в голову не придут.

Барбара. Я бы хотела с тобой погулять. Знаешь, раньше, в пятидесятые годы девушки ходили парами и шептались. Наверно, если не доводить это до секса, это очень волнует. Это называлось «девическая нежность». Но до секса – тоже неплохо.

Зоя. Я уверена, что женщина владеет летними вечерами. Ее кожей пахнет с полей, туманная река шепчет ее голосом, и ее руки касаются прохожих на деревянных тротуарах, во тьме… Мужчины становятся похожи на мальчиков, они так мечтают уткнуться лицом в колени… И со звездного неба светят женские глаза. И манят. Видимо, этот зов может довести до самоубийства.

Барбара. Ты красиво говоришь.

Зоя. И тогда хочется лечь… ( Ложится .) И предаться мечтам.

Барбара( ложится напротив, на диване ). Ты меня просто сводишь с ума.

Зоя. Твоя душа отрывается от земли и набирает высоту. Она медленно распространяется под звездами и вбирает в себя сотни, тысячи жизней! И она утешает их всех, и дает им отдых и покой. И кажется, что в твоем лоне может поместиться вся Вселенная. Что именно женщина была в начале. А потом пришло Слово. Может быть, Бог внутри каждого человека. Но осознать это может только женщина. Не случайно именно женщину пытаются измазать грязью, чтобы Бог исчез.

Барбара. Кто? Мужики?

Зоя. Нет, мужчины – это только оружие. Сами они не способны к созерцанию. Они всегда поспешны, нетерпеливы. Они – обозлившиеся дети. Наверное, мне надо родить. Тогда я достигну равновесия. Но так хочется родить своего, только своего ребенка! Потому что я им не доверяю. Они его испортят.

Барбара. Я сделала три аборта. Именно по этой причине, ты мне открыла глаза.

Зоя. Но другого способа нет. Я хотела родить от этого дурака. Не вышло.

Барбара. Если хотела, то почему не вышло?

Зоя. Не знаю. Я слишком рассудочно к этому отнеслась. А дети получаются только по недоразумению.

Барбара. Зоя, ты гений. Хочешь поставить ногу на мой затылок?

Зоя. Зачем?

Барбара. А просто так. Поставь ногу, а я скажу: «слушаю и повинуюсь».

Зоя. Ты шутишь?

Барбара. Да нет же! Я приехала в этот город, чтобы он остолбенел. Правда. У меня с ним связаны такие унижения… Я была гадкий утенок, у меня такое детство было… нищее. Я в августе – а ты сказала, какие здесь ночи в августе – ходила и заглядывала в окна. Там эти самодовольные местные воротилы пили, жрали, орали свои кобзоновские песни. А я как молодая сука только наливалась злобой. И ты вдруг сказала о душе, которая распространяется под звездами и дает всем покой! Мне это нужно было! Покой. Я бы не жила так, никогда. Ах! Если б ты знала, как я жила! Ты бы содрогнулась.

Зоя. Зачем вспоминать неприятное?

Барбара. Нет, это как раз приятное. Головокружительное. Меня два раза резали бандиты. У меня было четыре завода на Урале и одна нефтяная вышка. Я была депутатом Московской Думы. Я окончила Литературный институт и номинировалась на Букера как прозаик. Мой последний муж – английский лорд. Но три года я жила с одним очень грязным человеком и я от этого не отмоюсь никогда. Никогда.

Зоя. Он жив?

Барбара. Он?.. А действительно, почему он еще жив… Постой, постой…

Зоя. Мне кажется, что лишить жизни преступника неправильно, слишком гуманно. Пусть проживет весь свой позор до конца. Все равно от себя он никуда не скроется.

Барбара. Ты думаешь?

Зоя. Уверена.

Стук в дверь.

Барбара. Входи.

Входит Жека. Стоит у порога, как школьник.

Барбара. Ну, что скажешь?

Жека. Осознал.

Барбара. То есть, затаил.

Жека. Стараюсь, чтобы осознания было больше.

Барбара. Старайся. Зачем вернулся?

Жека. С вами интересно.

Барбара. Со мной?

Жека. С вами. С обеими.

Барбара. Что так внезапно?

Жека. Стремительно умнею.

Барбара. Сядь там в углу. На пол.