Александр Образцов - Библиотека драматурга. Часть 2

Веничка ( догоняя их ). Простите, госпожа Триоле! Хотя бы вы, как наша бывшая русская, посоветуйте что-нибудь своему земляку из Сибири. Я просто умираю от недостатка впечатлений! Меня одолевают страшные сомнения именно тогда, когда я перестаю отчаиваться, тогда как в минуты отчаяния… Эльза Триоле потрепала меня по щеке, взяла под руку Арагона и они ушли. Потом я узнал из печати, что это были совсем не те люди. Это были, оказывается, Жен-Поль Сартр и Симона де Бовуар.

Появляются Жан Поль Сартр и Симона де Бовуар.

Веничка . Постойте, постойте, господин Сартр! Посоветуйте, как мне быть? Я написал эссе и отправил его в «Ревю де Пари», а они вернули мне мое эссе под тем предлогом, что оно написано по-русски, что французский один только заголовок. Что ж вы думаете? – я отчаялся? Я выкурил на антресолях 13 трубок и создал новое эссе, тоже посвященное любви. На этот раз оно все, от начала до конца было написано по-французски, русским был только заголовок: «Стервозность как высшая и последняя стадия блядовитости» и отослал в «Ревю де Пари»…

Она САРТР. И вам опять его вернули?

Веничка . Вернули. Язык мой признали блестящим, а основную идею – ложной.

Она САРТР. Разумеется. К русским условиям, возможно, это и применимо, но к французским – нет. Стервозность у нас еще не высшая ступень и уж далеко не последняя. Это у вас, у русских, ваша блядовитость, достигнув предела стервозности, будет насильственно упразднена и заменена онанизмом по обязательной программе. У нас же, у французов, хотя и не исключено в будущем органическое врастание некоторых элементов русского онанизма…

Веничка . Постойте, господин Сартр, я ни черта не понимаю.

Женщина ДЕ БОВУАР….с программой более произвольной, в нашу отечественную содомию, в которую – через кровосмесительство – трансформируется наша стервозность, но врастание это будет протекать в русле нашей традиционной блядовитости и совершенно перманентно!..

Веничка . Проза Сартра философична, строится на постоянных переходах от умозрительной аналитичности к сгущенному физиологизму, от эссе к дробному монтажу зарисовок, панорамность в ней сочетается с подачей событий изнутри – через сознание персонажа. В противовес бытовому и психологическому театру Сартр создает театр ситуации.

Сартр и Бовуар уходят.

Веничка ( пауза ). Короче, они совсем засрали мне мозги, так что я плюнул, сжег свои рукописи вместе с антресолями, мансардами, мезонинами, флигелями и вернулся к родным пенатам.

Она . Теперь-то вы поняли, отчего я грустнее всех забулдыг?

Женщина . Отчего я легковеснее всех идиотов, но мрачнее всякого дерьма?

Веничка . Отчего я и дурак, и демон, и пустоменя разом? Выпьем за понимание! Если человек не хочет зря топтать мироздание, пусть он сядет за стол и приготовит себе Слезу Комсомолки. Пахуч и странен этот коктейль…. Я вначале объясню, чем он странен. Пьющий просто водку сохраняет и здравый ум, и твердую память, или наоборот – теряет разом и то и другое. А в случае со Слезой Комсомолки просто смешно: выпьешь ее сто грамм, этой Слезы – память твердая, а здравого ума как не бывало. Выпьешь еще сто грамм – и сам себе удивляешься: откуда взялось столько здравого ума? и куда девалась вся твердая память? Даже сам рецепт Слезы благовонен. А от готового коктейля, от его пахучести, можно на минуту лишиться чувств и сознания. Я, например, – лишался. Берем 15 грамм лаванды, 15 грамм вербены, 30 грамм одеколона «Лесная вода», 2 грамма лака для ногтей, 150 граммов зубного эликсира и 150 грамм лимонада. Приготовленную таким образом смесь надо 20 минут помешивать веткой жимолости. Иные, правда, утверждают, что в случае необходимости можно жимолость заменить повиликой. Это неверно и преступно. Режьте меня вдоль и поперек – вы меня не заставите помешивать Слезу Комсомолки повиликой, я буду помешивать ее жимолостью. Я просто разрываюсь на части от смеха, когда при мне помешивают Слезу не жимолостью, а повиликой.

Она . А в Петушках, как я вам уже говорил, жасмин не отцветает и птичье пение не молкнет. Там даже у тех, кто не просыхает по неделям, взгляд бездонен и ясен.

Женщина . И что впереди? Что в Петушках на перроне? – а на перроне рыжие ресницы, опущенные ниц и колыхание форм, и коса от затылка до попы. А после перрона – зверобой и портвейн, блаженство и корчи, восторги и судороги.

Веничка . Она сама – сама сделала за меня мой выбор, запрокинувшись и погладив меня по щеке своею ладошкою. В этом было что-то от поощрения и от игры и от легкой пощечины. И от воздушного поцелуя – тоже что-то было. И потом – эта мутная, эта сучья белизна в глазах, белее, чем бред и седьмое небо! И как небо и земля – живот. Как только я увидел его, я чуть не зарыдал от вдохновения, я весь задымился. И все смешалось: и розы, и лилии, и в мелких завитках – весь – влажный и содрогающийся вход в Эдем, и беспамятство, и рыжие ресницы. О, всхлипывания этих недр! О, бесстыжие бельма! О, блудница с глазами как облака! О, сладостный пуп!.. Все смешалось, чтобы только начаться, чтобы каждую пятницу повторяться снова и не выходить из сердца и головы. И знаю: и сегодня будет то же, тот же хмель и то же душегубство…

Она . Царица Небесная, как далеко еще до Петушков. Иду, иду, а Петушков все нет и нет!..

Женщина . Уж и темно повсюду – где же Петушки?..

Крик электрички. Торможение.

Веничка . Мы подъезжаем к Усаду, да?.. Мы подъезжаем к Усаду?

Женщина . Ты, чем спьяну задавать глупые вопросы, лучше бы дома сидел. Дома бы лучше сидел и уроки готовил. Наверно, еще уроки к завтрему не приготовил, мама ругаться будет.

Она . От горшка два вершка, а уже рассуждать научился.

Веничка . Ты что, очумел, дед? Какая мама? Какие уроки? От какого горшка?

Она . Да и вообще: куда тебе ехать?

Женщина . Невеститься тебе уже поздно, на кладбище рано. Куда тебе ехать, милая странница?..

Веничка ( ошеломленно ). Милая странница?!

Отходит от них. Поезд останавливается. Открываются двери.

Веничка . Это Усад, да?

Она . Никак нет!! ( Пожимает Веничке руку, наклоняется, на ухо .) Я вашей доброты никогда не забуду, товарищ старший лейтенант!

Веничка . Камердинер!.. Камердинер!!

Входит Она Петр.

Веничка . Знаешь что, Петр? Я спал сейчас – или нет, как ты думаешь? Спал?