Денис Соболев - Через

Нежным и полым желанием глаз. Наполнено силой,
Дрожанье потного тела бьется в руках.
Ночи в огнях, слова без мысли, сменяются пустотой.

Все ли в хороводе откинутых волос, пальцев, сосков
И бедер было жаждой и пустотой? Волною
Тщеславия, маской скуки, светлым голодом тела?

Было ли в горсти что-нибудь кроме пепла? Только ли
В памяти живет радость? Или в горсти смеха?
Теплые тела дышат на островах. Вспыхнувшая искра,

Горит ли еще, помнит ли себя среди пустошей памяти?
Мелькнувшая нежность не всегда посереет
Прахом. Остается ли смех тела на косогорах души?

А посветлевший воздух скользит за лодкой, между.

Тропа петляет, сумерки ветвятся,
Деревья в тумане, черные без снега.
Ты думаешь, что день; но, наверное,
Это ночь. Ночь голосов, рук и зубов.

Голоса, еще голоса. Они зовут, кричат,
Шумят, визжат, кажутся тебе знакомы.
К тебе ли они, ко мне? Или беснуются,
Безликие, в пустоту? Выкрикивают ее.

Тени скользят в тумане, ты не один,
Не один никто. Сколько их вокруг,
В исступлении бьющихся, сопящих:
«Ненавижу», «смерть». Здесь страшно.

А вот и тени любви, выпрыгивающие
Из-за сосен, вспыхивают на мгновенье.
Как полны они слов легкости, доверия,
Благородства и красоты. Приблизятся.

Ты берешь в ладони руку, теплеющую
Как снег. Накрой ее второй ладонью,
Поднеси к губам. В твоих руках кости
Трупа чужой души. Призраки смеются,

Раздваиваются, исчезают. Тени друзей,
Протягиваешь к ним руки, пытаешься
Обнять, задержать. Они не знают тебя.
Проходят в ночи, ночные огни без слез.

Когда душа их рвалась, они приходили
К тебе; твои карманы все еще полны
Их слез. Но они сыты, твое имя забыли.
Скользят в темноте, меньшие, чем тени.

Страшно или пусто – там где ничего?
Призраки в призрачном, спрятавшиеся
В тени и тумане душ. Как их разглядеть?
Тропа ветвится, как дерево над землей.

Пой же, труба, голосом разгони сумрак.
Пой о всех тех, кто не хочет убивать.
Пой же о вере и самообмане, потому
Что они прекрасны. Пой о тех, кто

Не призрак. Кто человек.

После огней, боли и ночи, остаешься один.
Горька ощупь серого; здесь дорога пуста,

Широка и неощутима, краем и навсегда.
Полет сквозь чужой воздух, вёрсты нигде.

Позади, где пенится чувство, свет и отчаянье,
Падает тень забытого счастья, будущего «нет».

Позади, где пляшут бесстыдные черные рыла,
Должен и совесть ноют надрезом на сердце.

Но не так по ту сторону скалистого ущелья,
Не так впереди дороги, где нельзя вернуться.

Одиночество коже, нагой, холодом на морозе;
Так оно лежит болванкой пустоты, где гаснет

И дальний свет. Прекрасно и пусто мерцание
Бессловесных звезд. Бьется вода о край лодки.

Тихий плеск за бортом, где уже нет слова ты.
Тихий плеск за вселенной, где я – лишь горечь.

Черно-белое

Белые глаза пространства не боятся тьмы,
Я не буду слушателем пустоты.

Встать, проснуться,
Забыть во сне.
Черные: калечат,
Белые: ко мне.

Грязная белая пена скользит, по волне,
Огни пропадают в темноте воды,

И я снова слышу, как цветет миндаль
И еще…

Белая, рассветная, уходящая к невидимым холмам и дальним озерам;
Здесь и дорога: прекрасно сотворенное. Вот оно рядом, наполнено
Дыханием: здесь и зовет. Так тело мира лежит перед глазами души.

Прекрасны снега севера; разве можно забыть их, тепло их воды.
Прекрасен жар Индий, его дожди; что сравнится с потоками пота,
Скатывающимися по телу. Прекрасны пустыни и прекрасны горы.

Но и страшны они. Ледяные поля без края, за их горизонтом лежит
Лишь смерть. Города людей, распухших от голода, отчаявшихся.
Джунгли людей, распухших от сытости и довольства; равнодушных.

Дорога, открытое! Дорога протягивает руки, но как собрать ее?
Мироздание изобильно и изобильно страданием. Говорят, оно создано
Чтобы хвалить Тебя, но не это ли значит наполнить сердце? Горам

Со склонами без берегов не коснуться неба, но неба коснется аорта.
Разбитое сердце ближе к синему, и в страдании Твои руки ближе.
Но почему Ты молчишь? Ты создал мир, чтобы говорить с тобой,

Но где Твой ответ? Ты протягиваешь дорогу удивления и страданий,
Но здесь ли на ней любовь? Выше лугов и гор, снега и пота, счастья и
Отчаянья, выше тела, прозрачное увидит белое, дорога вернется к началу.

Так славься же Ты, сотворивший каменных зайцев из породы слоновьих,
Сотворивший многоголовые тела, полные счастья и пота, сотворивший
Раскрытую книгу, перед глазами, от нее начинаются шаги удивления.

Сотворивший дорогу.

Как волны низкие стремятся к берегам,
Пологим и пустым, высоким и просторным;
Как аиста полет к огням и облакам
Кружится над землей далекой нитью черной;

Так памяти земли горит обетованье.
Горит и там, где прошлое тускнеет в полутьме,
Уже неуловимое в ладонях, но живущее в огне;
Шумит и среди темных льдов очарования

Страстей; настойчиво звенит в надежде и в золе,
В густой воде ручьев и на тугом ветру залива.
Но больше чем на льду, в пыли, песке, в долинах,
Душе, раскрывшейся и в милосердье, и в тоске,

Свеченье вечности откроется, пребудет на рассвете
И во тьме, в пыли сердец, склоненных в состраданье.

Где время светится, там отступает темный страх;
Где вьется долгий путь надежды, зацветают на горах

Кусты сирени, бугенвилии, любви и воскрешенья.

Промозглый ветер, тучи, туманно, звезд не видно,
Но в душе вспыхивает и гаснет, пульсацией неба.
Внутренний воздух прозрачен и неизведан, а
Море шумит под горой, тихо, но не призывно,

Восходит вечер. Знали ли и они, сидя у теплых
Камней, у дров, вспыхивающих под ветром,
Трещащих, вдыхая легкий запах смолы, искр
Редкий разлет, что скоро расступятся тучи,

И вспыхнет в душе неясный огонь, отразивший
Ту странную искру неба, почти незаметную в
Сером прибое туч? Знали ли, что почти наступило,
Что все когда-нибудь будет иначе, что время