Денис Соболев - Через

Он не был богатым, в нем была надежда, он полон иллюзий
Больших и малых. В нем были хорошие люди, были плохие;
Плохие люди убивали, подсаживали девочек на наркотики.

И это волновало, не всех, волновало кого-то. Иногда.
Но это не так. Не волнует ни что. Волнует все для себя.
Хороших и плохих людей больше нет. Это признано.

Это уже не смешно. Не бывает благородных порывов, бескорыстных
Желаний. Все это глупости для толп. Но и толпы не верят, зачем им?
У каждого свои интересы, а еще, о да, психологические проблемы.

У всех теперь психологические проблемы. И это главное.
Те, кто бросались спасать, а зачем это было им нужно?
Их обманывали и использовали. Но и это не так уж важно,

Вероятно. Если не считать растраченные и погубленные жизни.
Слава сытым, хитрым и острожным. Они поют себе славу.
И все же была весна, весна надежды и весна фантазий, и высокие

Горы земли без края. Во сне в никогда не ступала нога зла,
Топталась на горизонте. Там были голубые деревья свободы,
Серебряные деревья доверия, там были земли снов о друзьях.

Там были улицы, где можно умереть на тротуаре,
Но и дома, куда мы могли прийти, и где нас любили.
Или нам кажется? Падение прошлого неизмеримо.

Не показывая купленные товары, свадебные альбомы,
Одинаковых детей, не раскладывая по тарелкам
Выжатые слова, не надкусывая сушеные воспоминания,

Наверное, там были рады. О, эта радость того, что тебе рады!
Или это казалось? Память неизмерима. Или мы были одиноки?
Но этих домов больше нет. Они сгорели в тусклом огне времени,

А их владельцы покончили с собой под его незаметным грузом —
Непосильным грузом полого времени. Многие из умерших
Еще живы. Им даже можно позвонить. Но и это не имеет значения.

Потому что этого города больше нет.

Ты помнишь, как город горел? Горели улицы и переулки?
Как в огне полыхали дома, сараи, как несли ведра, багры? Нет,
Я не помню тоже. Он горел тихо, он сгорел незаметно.
Но ты его не тушил. Нет, ты не тушил. Не кричал, что сивилла.
Не плакал от горечи и бессилия перед временем. Не рвал на себе кожу
Глядя, не рвал ее от мысли о том, что так заблуждался в этих людях. И
Не продолжаешь путаться, жалеть, выдумывать. О, нет, ты не заблуждался.
Нечего там было тушить, сказал ты брезгливо и сытно, незачем
Тушить старые пожары чужой весны. Ты никогда и не думал, что город
Есть. Просто ел бутерброд и радовался тому, что успел унести все ценное.
Да здравствует предусмотрительность! Да здравствует сытый разум!

Ты говорил: вы верили в благородство, никогда не видя его.
Вы были непредусмотрительны. Никакого не было мы.
Город сгорел. Сгорели дома, скаты крыш, сгорели перила памяти.
И настал твой день: стучится посыльный с уведомлением о штрафе.
Посыльный в форме. Он стоит на крыльце, постукивая по перилам. Но
Разве власти теперь есть дело до закрытых дверей памяти? Конечно,
До города посыльному дела нет. Он просто принес конверт, синее
Письмо со штрафом. С любопытством читает его. Этот штраф смерть.
Объясняет посыльный: штраф полагается за порчу имущества,
Памятью вы испортили имущество нации – вас самих.

Вы, говорит он, но не было мы, сделали это добровольно.
За это полагается смерть, утверждает он.

Густая вода зеленая, серая, пятнистая
Неподвижная, всплескивающая
Мелкая, укрывающая дно, невидимая
Притягивающая, затягиваюшая
Короткая, нескончаемая, непреклонная,
Без граней покров воды
Без глаз, без рта покров.

Но есть и они
Не уснувшие
Не засыпающие
Над водой сна, над волнами незасыпающие.
Пробужденные в боли, в пустоте без формы,
Пробужденные и к радости, и к звучанию.
Бессонными краснеющими глазами,
В человеческую тьму вглядываясь, тьму сердец,
В сером тяжелом тумане моря. В одиночестве
Вглядываясь за море варварства и утраты,
В там вглядываясь, по ту сторону
Исчезнувшего во времени и в теплом льду
Цинизма. Нелепые. Но тает, тает море,
И остается без изменений.

Они тоже, тоже могут уснуть,
Хотя и не верят, что способны.
Они проснулись
Верой в иное.

Над городом дожди, звенящие, наполняющие
разговор и воздух тайной движения, тайной пребывания, взгляда.
Загадывающие

Желания не знают загадки. Стоящие перед ней
не знают вопроса. Снова спрашиваю о верхушках кипарисов,
раскачивающихся

На ветру, снова спрашиваю о верхушках снов,
раскачивающихся под порывами времени. Слова смотрят. Но тайна
смотрящих слов

Не на ветру. Сквозь время смотрят многоглазые
буквы, расширяя мысли, уходя корнями в темнеющие земли бывшего,
светлеющие

Острова возможного. В пространстве глядят
буквы, открывая море, раздвигая зеркала души, оглядываясь,
приподнимаясь.

Шире и глубже становится тайна, отступая,
пребывая широтой взгляда, наполненностью времени, глубиной дуновения.
Серые

Тучи нечернеют, уходят к голубизне, становятся
Мельче и тише, отступая за качающуюся зелень кипарисов, зелень
карельских

Пихт. Море проступает во взгляде, синевеет
пребывающее во времени голоса, уходящего вслед за тучами, дождем,
за дыханием

Воздуха. Так на скользящее мгновение тайна
пребывания открывается пространством звука, и до краев уже
не дотянуться рукой.

Сквозь зеленые вершины ветра, сквозь облака,
небо над морем наполняет солнце. Дыханием наполняет крыши горы
и зелень долины,

И уже не дотянуться до границы слова. На мгновение.

Смотреть в книгу
Смотреть в книгу как

как скользить окном электрички
как открытые ставни на городскую реку
как падать по воздуху в мысль времени
как упасть на скалы чужого вопроса
как раненый пес в капкане значения
как поцелуй смысла губами радости
как узнавание тела узнаванием
как полнота чувства в пустоте
как жар желания на земле любви
как горечь любви под снегом памяти
как высокие огни в ночи города
как тепло фонаря под снегопадом
как маслина под языком души
как запах эвкалиптов ранней осенью
как чернеющая боль раны
как невидимое теплое море ночью
как сидеть на камне у края террасы
как жить, видеть, дышать дорогой
как все они, один и ни один.

Смотреть чувствовать мыслью наощупь
Перед гранью, за гранью, на грани.