Юлиан Тувим - Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

Кельнершу щиплет толстяк,
Давший на чай ей полфранка.
Взгляд мой уткнулся в косяк,
В неба холодного рамку.

Вижу беззвёздную даль,
Контуры тёмные зданий…
Если б вошла… хоть печаль
В миги бесцветных мельканий.

На стене: «Турчанка у фонтана».
(Подарок друга.)
Затылок втиснул я в спинку дивана;
Как за лезвием плуга, —
За мыслью бреду.

Тоскует турчанка у глупого фонтана.
Тоскую и я на хриплых пружинах дивана.
………………
Время мысли уводит во тьму.
Мысли ум не ведут ни к чему.

Любовь пропела песенку:
Обиженно молчит.
Из силлогизмов лесенку
Мой разум мастерит.
По лесенке вскарабкаюсь
Туда, где совы спят,
Зрачки расширив мутные,
В немую темь глядят.

И там совой бессонною
к пустоте прильну —
Из истины законную
Я сделаю жену.

Любовь, страсть безграничную
Я прогоню из дум.
Пусть строит жизнь кирпичную
Мой сонно-трезвый ум.

Скоро услышу тебя, Чёрный Лебедь, в душе опустелой, —
Ты пропоёшь мне в тот час о безумья безвестной стране.
Мысли, как блики огней, заблудившихся в топкой трясине,
К зовам той песни прильнут и исчезнут в едином огне!
В ночи бессонные мне уже [29] Последние два слова переставлены. слышатся шелесты крыльев:
Близится медленный лёт Чёрной птицы, несущей печаль…

Прогнили доски. В раскрытый рот
Сырая глина сквозь щель ползёт.

Там, надо мною, ручьи звенят.
Но в мёртвом сердце холодный яд.

Отпет… Забыт я… И под крестом
Душа тоскует тревожным сном.

В земных глубинах ключи звенят,
Но в сердце мёртвом – бессилья яд. [30] В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «В.».

В душе, как в нетопленой комнате.
А ведь жизнь – неуютная штука:
Сегодня тоска, завтра скука…
И всё.

Сижу над книгой, нравственно зябну:
Разве строчками можно сказать? —
– Можно лгать, да… талантливо лгать
Это всё.

Так бушует, так хлещет наш «стиль»!
Так бездвижен душевный наш штиль.

Так бескрыла тоска…

Мой мозг – бесстрастная машина:
В тиски зажала мыслей рой.
И, следствие сковав с причиной.
Во тьму ведёт суждений строй.

Но вслед за мёртвыми рядами
Чеканных вымыслов ума
Идёт неверным шагами
Дочь света, вечная Душа.

Идёт, в следы идей вступая,
Ища погасший в далях свет:
И очи ждут, не угасая,
Возврата солнечных побед.

Но словно чёткий звон метала,
Идей тяжёлый ровный шаг:
На лица спущены забрала,
И вьётся в высях чёрный флаг.

Так ряд за рядом к злобной бездне
Они идут: звала их ночь…
У граней тьмы, где мысль исчезнет,
В слезах томится – Света Дочь. [31] В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NB. В.!!».

Пути идут запретные —
И высью и долинами.
Тропинки неприметные
Изгибами змеиными
Бегут и возвращаются
И снова все встречаются
За леса тёмной чащею.
У омута молчащего.

Плакун-Трава над ним растёт.
Плакун-Трава проклятая…

Над зыбью помертвелою.
Сломавши крылья белые.
Тоскою очарованный.
Склонился Ангел скованный.

И к омуту за чащею.
Тропинками молчащими
Приходят осуждённые:
Под жалом звёзд рождённые.
Что смерть струят в ночи.

Обвившись вкруг души.
Лучи тех звёзд опальные
Ведут путями дальними
К тиши.
………………

И мудрецы, и книжники.
И плуты, и подвижники,
И сильные, и нытики,
Скопцы и сифилитики
Идут.
Молитвенные шёпоты,
Угрозы, слёзы, ропоты
Звучат.

Но зыби помертвелые.
Лобзая крылья белые.

Молчат.

Над водами печальными.
Над струнами кристальными.
Цветёт в тиши Плакун-Трава,
Плакун-Трава проклятая. [32] В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NR».

И ты, умирая.
Ждал песни [33] Зачёркнуто: «-ен». из рая, —
Мой лебедь…

Душа её пела.
Но песнь не звенела
Меж далей.

В миг смерти великий
Визгливые крики
Звучали.

Бессилье в них билось…
По высям томились
Печали.

Над глубью кристальной,
Уродец печальный,
Поник ты… без песен.

Поезда меня мчат по неведомым странам.
По неведомым странам средь гор и долин.
От вокзальной толпы, от огней ресторанных
Ухожу снова в ночь, где один я… один.

Как люблю я в тиши предрассветного часа
На мельканье глядеть силуэтов в окне:
Здесь, в пустой темноте, точно мыслю я ими,
Точно силой души зародил их в себе.

И несусь, подчиняясь таинственной воле:
Мост, туннель, блеск далёких огней…
Позабытые станцийки, спящие в поле.
Города и зигзаги печальных аллей. [34] В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NR».

У ступеней Сан-Миньято —
Тихий шорох кипарисов…
У ступеней Сан-Миньято
Слышен нежный звон цикад.

Дверь раскрыта в сумрак храма:
Вижу красный блеск лампад,
Гимн угрюмого органа
Слился с песнею цикад. [35] В оригинале первый и второй катрены справа выделены вертикальной волнистой чертой, надпись карандашом от руки: «В печать» (возможно, «К печати»). Третий и четвёртый катрены зачёркнуты одной наклонной чертой. Под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NR».

Мрамор портиков широких;
Олеандров пышный ряд.
Тускл покров олив высоких;
Странен кактусов наряд.

Смутный зов молитв печальных
Спорит с голосом весны.
По путям скользя хрустальным.
Реют сладостные сны.

На крыльце два грустных такса
Созерцают лужу.
В небе туч разбухших кляксы
Шлют вниз дождь и стужу. [37] Первый катрен справа отчёркнут, надпись: «К п<���ечати?>».