Сергей Краснобород - Где-то рядом

Измождённый, разбитый, он слушал дыхание вечера
и боялся принять возвращенье покоя украденного.
И вспоминал молитву, которую так недоверчиво
когда-то небрежно прочел в бабушкиной тетради…

Упрямый чернокнижник
покоем рисковал
и символы на жизнях
сознаньем рисовал.

Он пробирался жадно.
Он чуял сердцем путь.
И нервами расшатанными
боялся суть спугнуть.

И понимал бесплодность
молитв наедине.
Но быть хотел свободным
в своём хотя бы сне.

И подменял событий
блуждающий табун
желанным сном открытий,
объявленных табу.

Я, мудрый По, листаю фолиант
в полночном немом уединенье.
Безбрежие эпох и тайны дивных стран
мне будоражат разум с упоеньем.

И ворон чёрный с вечным «Никогда!»
мерещится в любом углу кромешном.
Неодолимо он зовёт туда,
где властвует покой — безмолвный, вечный.

И вдруг на стол, на желтизну страниц
взбирается урод зелёный — жаба! —
и жутко смотрит дырами глазниц,
расставив перепончатые лапы.

От ужаса почти оцепенев,
взираю на болотного пришельца.
И холод замогильный по спине
крадётся, проникая прямо в сердце.

Откуда? Кто? Зачем тебя послал?
Такая шутка жизни может стоить…
Но жаба замерла, как будто приросла
к странице бородавчатою кожей.

И в горле громоздится тошнота.
Реальное становится бесцветным.
В мозгу одно лишь слово — «Никогда!» —
пульсирует навязчивым ответом…

Остановилось время. Гаснет жизнь.
Немеют руки. Воздух полон яда.
Я, мудрый По, фантазии служил,
и вот Она сидит передо мною рядом.

Я тихо чахну, глядя в пустоту
её глазниц. Меня снедает бездна…
В полночной тишине по книжному листу
скользнула тень — и навсегда исчезла.

Отверженный терял следы
на утренней росе.
И всё мерещилось: кресты
сжигают на Руси.

Он талисманом нёс обет
не разжимать перста,
готовый к истовой борьбе
за веру без креста.

Оскалились цепные псы,
нанюхавшись крови.
Испив языческой росы,
он веру окропил…

Но поздно! Выжигали лес,
чтобы наверняка…
А он кричал, и всё же лез
в огонь. И на века

покинул тело, сам из тех,
кто веру укрывал.
Ночами выла в темноте,
перста не разжимая, тень.

Надгробные кресты он тщетно вырывал
и проклинал:
— Не то! Не те!..

Пространства мистики разнообразны.
По ним скитаться — наслаждение одно.
То Вий пройдет походкой несуразной,
а то Русалка позовёт на дно.

В огне застонет нежно Саламандра.
Меркурий потеряет два пера.
Орфею Голем напевает мантру.
Гермес метёт окурки со двора.

При деле все — и Яхве, и Атланты…
Лишь праздный человечий ум шалит —
не сыщет применения таланту!
За что, в конце концов, и будет бит

мистическими розгами. Однажды
безверье может превратиться в страх.
Тогда поймём, что важно, что не важно…
А впрочем, это тоже — суета и прах…

Мой быт неприхотлив. Писательство убого.
И время льётся лаской дождевой.
Но по утрам в тиши прошу смиренно Бога
благословить и день, и хлеб насущный мой.

Читаю Книгу, вечную как небо,
где притчи живы мудростью веков.
Дневная суета становится нелепой
пред благодатной магией стихов…

Услышь, Господь, зовущий каждый голос!
И каждому воздай по вере и делам!
Святая Книга праведным глаголом
врачует души неуемным нам.

Я видел путь, которым не пройти.
Восходят к небу души той дорогой.
Бродяги-сны сетями паутин
меня влекли в тот мир, где нет тревоги.

Кто жаждет сна, тот обретет покой.
Кто Бога звал, к тому Он отзовётся.
Я камень положил нетвёрдою рукой
к ступеням лестницы в обитель Бога-солнца.

Взойти ли самому? Запретный сладок плод…
Я лишь дары сжигаю ритуально.
Но путь увиденный чарует и влечет.
И сон грозит перерасти в реальность…

Не жертвы, но иной живительной услады
просил неведомый и неделимый Бог.
Он милость даровал своей наградой,
но был внимателен, неумолим и строг.

Всему свой час! Свой срок! Своя расплата!
Гордыню пестуя, не обрести покой…
Взирает Пастырь на слепое стадо
и гонит сквозь безмолвие веков.

Душа заблудшая приемлет обреченно
обузу тяжкую рожденья во грехе
и мечется в неведении прощенном,
и жертву воздает протянутой руке.

Последний раз испив, Христос поставил Чашу.
Сидели братья за одним столом.
Он знал итог, знал сроки, имя даже
того, кому заплатят серебром.

Что предначертано — тому фатально сбыться.
Ни капли в Кубке нет уже вина.
Спокойно солнце красное садится.
Но будет ночь предвечная нежна.

Из Чаши этой выпить кто посмеет?
Слепые ждут. Покорные молчат.
И снова рыцари постыдно не успеют
к очередному взмаху палача.

Святой Сосуд храним для посвященных.
Искать, стучаться — нескончаем путь…
Последний раз испив, Он думал обреченно,
как напоить всех нас когда-нибудь.

Исторгнуть тьму, чтобы родиться вновь…
Кипящий разум, мудростью объятый…
Вселенское Добро, Свет и Любовь
нисходят откровением распятым.

Услышав Голос, ото сна восстать…
Пройти сквозь время по тропе единой.
И в чистоте пред Вечностью предстать
Священным воплощеньем Бога-сына.

Приемлемая грань нечаянных поступков
стыдливо тешится у Бога взаперти.
А он надменно посылает духов
того найти,

кто в несказанном фатуме растаял
и уподобился течению воды.
Капканы Бог во всех местах расставил.
И вроде бы уже не избежать беды