Лариса Баграмова - Стихи и переводы

С течением времени, прогрессируя и познавая саму себя уже в новой форме художественно-философского творчества, Лариса Баграмова, с одной стороны, преодолевает период сомнений в своём литературном таланте. Это отчётливо слышится в строках стихотворения «Другая я» из раздела «Обо мне» («Я совсем не идеальна, Но без шуток — авангард»). С другой стороны, у неё возникают серьёзные сомнения в целесообразности художественной деятельности, понимаемой как средство достижения успеха у «почтеннейшей публики» («Зачем ты читаешь сейчас эти строчки?»). Поэтесса внезапно для самой себя осознаёт, что её творчество изначально служит не для «массового читателя», не для получения известности и широкого признания у современников, но для весьма узкого круга единомышленников и — для вечности. Что же касается несколько уничижительного сравнения себя с общепризнанными корифеями российской поэзии, такими как Марина Цветаева и Иосиф Бродский в стихотворении с красноречивым названием «Не дотянуться», то здесь у автора, скорее, присутствует определённая доля кокетства.

Итак, переход от раздела «О поэзии» осуществляется к разделу «Переводы и переложения». Если романтически искомый «другой» фатально отличен от тебя, вследствие чего ты не можешь найти свою идеальную половинку и обрекаешь себя тем самым на экзистенциальное одиночество, можно попытаться отождествить себя с этим «другим» средствами искусства, то есть стать «другой» уже в собственном лице. В этом и состоит смысл перевода и переложения. Не я перевожу Юкио Мисиму с японского на русский — но Юкио Мисима через меня начинает говорить на русском языке. По сути, осуществляя перевод, переводчик тем самым перевоплощается в автора переводимого произведения. Или, учитывая заведомую невозможность точной передачи смысла исходного произведения в любом переводе, а в поэтическом в особенности, — в его соавтора. Вот так, опосредованно процессом поэтической сублимации своих экзистенциальных желаний, сочинительницей и находится в конечном итоге её утраченная «вторая половинка» как собирательный образ множества мыслителей, философов и поэтов.

Интересно, что в поиске собственного стиля перевода Лариса Баграмова проходит ряд разных форм и этапов. Это и попытки самостоятельного перевода с нескольких совершенно не знакомых ей иностранных языков, и рифмовка подстрочных переводов других переводчиков, и частичные видоизменения переведённого текста в соответствии с собственным видением поднимаемой в стихах других авторов тематики, то есть стихотворения «по мотивам». Помимо этого, часть из представленных в сборнике стихотворений претерпели также множественные предварительные трансформации по причине многократного перевода их с одного языка на другой. Например, поэзия Ингрид Йонкер была создана на одном из диалектов нидерландского — языке буров (бурский, он же африкаанс), затем переведена на английский, потом — в прозаической форме на русский язык, и только после этого зарифмована в соответствии с собственным восприятием автора данного сборника. Что именно осталось в этих стихах от самой Ингрид Йонкер, что является привнесённым аллюзиями переводчиков, а что присуще исключительно Ларисе Баграмовой, определить достаточно сложно. В конечном итоге все переводы представлены в сборнике как произведения их «исторических авторов» с пометками, на каком именно языке они были созданы изначально. В том случае, когда автор рифмовала стихотворение с уже готового подстрочного перевода исходного произведения другим переводчиком, его имя указано в соответствующей сноске. Если этого не указано, то и сам перевод, и рифмованное переложение текста с оригинала принадлежат непосредственно Ларисе Баграмовой.

В разделе «Переводов и переложений» примечательны персоналии, которые привлекают внимание автора. Наряду с великими — Шекспиром и Гёте, желание переложить которых на русский язык легко объяснимо, подобно желанию альпиниста подняться на высочайшую вершину с тем, чтобы просто поглядеть вниз, увидев мир с принципиально нового ракурса, в книге стихов и переводов присутствуют и менее величественные, но вполне значительные для мировой культуры фигуры: Уолт Уитмен, Ричард Олдингтон, Эрих Мария Ремарк, Хорхе Луис Борхес. Наконец, внимание автора привлекают поэты, известные сейчас только узкому кругу специалистов: Ибн Каййим аль-Джаузийя, Ундрахмаа, Нгуен Чонг Тао, — и чьё творчество оказалось в определённый момент настолько созвучно душе поэтессы, что она захотела ознакомить с ним русскоязычную аудиторию.

Однако внимание рецензента в наибольшей степени привлекают противоречивые фигуры, переложение чувств и мыслей которых на язык русской поэзии осуществляется автором не случайно. Это японский писатель Юкио Мисима, проживший ярчайшую жизнь («Икар») и окончивший её трагически, пытаясь инициировать военный переворот с целью возрождения милитаристского духа традиционной Японии. Вторая фигура — Филипп Майнлендер, провозгласивший, что человеческая жизнь не имеет никакой ценности, потому что небытие лучше бытия, и доведший свою философию до естественного финала в объятиях нераспроданных томиков своего главного философского труда «Философия освобождения» («Цена существования»). И, наконец, третья противоречивая фигура — Эзра Паунд, американский поэт, поклонник Гитлера и Муссолини, творческие идеи которого автор преломила в соответствии с собственными представлениями об этическом, сделав их скорее произведениями по мотивам, чем прямыми переводами изначального текста («Остатки»).

Примечательно, что автора, как поэтессу и женщину, привлекают, главным образом, творчески мыслящие мужчины. Но есть исключение — южноафриканская поэтесса Ингрид Йонкер, чьё творчество также носило характер философского, личностного и любовного поиска с ярким акцентом на теме смерти: «Мы умрём в одночасье и вместе, Нас ничто не разделит, и смерть Нам двоим свои явит известья». Здесь фигура доктора Зигмунда Фрейда возникает перед нами в третий и последний раз. Мужчина-Отец олицетворяет Танатос, Смерть; Женщина-Мать — Эрос, Жизнь. Искание смерти — естественный путь мужчины; единственное, что удерживает его в поле жизни — любимая женщина. Напротив, продолжение жизни — естественный путь женщины, и единственное, что может толкнуть её в поле смерти — отсутствие любимого мужчины. Заметим, что сочетание в творчестве и мужских, и женских черт характера также органически присуще Ларисе Баграмовой, как и этой южноафриканской поэтессе.

Весьма специфичен раздел «Переводы и переложения песен». Бывает так, что музыка порождает стихи, которые идеально укладываются в соответствующую мелодию, порождая прилив поэтического вдохновения, особенно, если мы слышим песню на иностранном языке. Здесь, однако, имеет место не переложение подстрочника на русский язык, а сохранение непосредственно формы — ритма; при этом смысловое содержание может оказаться совершенно иным, нежели в первоисточнике. Судя по всему, переводчицу в данном случае в первую очередь привлекала именно музыкальная сторона произведения. По этой причине вместо авторов песен указан их популярный исполнитель. Этот раздел книги менее драматичен и более спокоен, чем предыдущий, подобно тому, как море успокаивается со временем после продолжительного шторма.